Это великое море

Пнина(смеется). Хватит тебе!..

Ноах. Говоришь «хватит», а сама смеешься. Иерусалимская скромница! Почему ты там не смеялась?

Пнина. Я не понимаю…

Ноах. Есть еще виноград?

Пнина. Еще? После всех бутербродов, что ты там умял?..

Ноах. Сандвичей! Теперь говорят: сандвичей!

Пнина. Мне больше нравится, когда ты ешь хлеб и виноград.

Ноах. Нужно уметь поглощать все.

Пнина. Хлеб и виноград я, по крайней мере, умею сказать как надо.

Ноах. Ты не дурочка, вовсе нет…

Пнина. Я рада. Ты так часто это повторяешь в последнее время. (Подает ему еще виноград.) Вот…

Ноах(не ест, смотрит на ее платье). Да, теперь ты смеешься, теперь и оно тебя не жжет…

Пнина. О чем ты? (Догадывается.) А!.. Платье… Я совсем позабыла. Сейчас переоденусь.

Ноах. Зачем? Вспомнила, до чего ж оно неприлично? Снова обожглась? Такой вырез… декольте…

Пнина. Ты смеешься надо мной…

Ноах. Как же над тобой можно не смеяться? То оно жжет тебя, как огнем, то ты вдруг вообще о нем забываешь.

Пнина. Когда я дома, только с тобой, все совершенно иначе.

Ноах. Опять дом, все тот же дом… Будто нет на свете ничего, кроме дома! Дом так и дом эдак, и опять-таки дом! Топаем домой! Это платье не для дома. За пределами нашего дома тоже существует жизнь. Я должен завоевать свое место в большом мире, это война, борьба, сложная, нелегкая, мне нужна твоя помощь, нужно, чтобы ты была мне под стать.

Пнина. Я стараюсь. Я, между прочим, сама его сшила. Эстер мне только посоветовала…

Ноах. Верно. Но чего мне это стоило – убедить тебя. И еще пыталась удрать оттуда. Схорониться в сторонке. Да ты, если б только могла, в стену бы замуровалась! Я торчу посреди зала – один, как чучело огородное…

Пнина. А в более скромном платье я не могу тебе помочь, быть тебе под стать?

Ноах. Ты превращаешь меня в посмешище!

Пнина. Но почему?

Ноах. Потому что здесь не Меа-Шеарим! Тут недостаточно рожать детей и вести хозяйство. Это там – вся слава царской дочери внутри. Тут ты должна быть со мной и снаружи. И подавать себя с наилучшей, наивыгоднейшей стороны, выглядеть красивой, элегантной, притягательной. Мы оба, именно из-за того, что мы тут чужаки, должны уметь произвести впечатление. Уметь блистать. Выглядеть ослепительными, счастливыми. Наслаждаться жизнью! Вместе! И ты можешь. Ты смогла. Ты преуспела – в этом платье, я видел, как они на тебя глядели.

Пнина. Да, правда, какая-то женщина даже спросила, у какой портнихи я заказываю платья. Удивилась, когда я сказала, что сама шила. И про материю поинтересовалась. Представляешь, не могла поверить, что в Иерусалиме продают такие ткани. Эстер к свадьбе…

Ноах(стонет). О чем ты говоришь? Эстер! Кого ты обманываешь? Мужчины смотрели! Пожирали взглядами твое декольте! И можешь мне поверить, не материя их интересует. Да и не такой уж, честно сказать, глубокий вырез. Там были и побольше. Только у них это просто так, как футбольное поле. А у тебя это… у тебя это жжет. Красота – твой товар, сумей предложить его как надо.

Пнина(усмехается). И жжет, и предложить?

Ноах. Что?

Пнина. Ничего. Я переоденусь. (Хочет уйти в соседнюю комнату.)

Из дома напротив, из квартиры Миши и Риты, доносится краснознаменный хор. Ноах поворачивается к окну. Пнина останавливается в дверях.

Ноах. Он не может больше этого вытерпеть! Призывает ее вернуться. Посылает за ней казачий отряд. А может, он таким образом кричит «караул!». Сообщает всему миру, что жена его гуляет в ночи невесть где. Если бы Красная Армия знала, чему служат ее боевые марши!

Пение внезапно обрывается. Рита заходит во двор. Через плечо у нее перекинута сумочка, слышен стук ее каблучков.

Отчаянная женщина. Как выстукивает каблуками – не пытается прокрасться незаметно, ничего подобного.

Пнина. А что ей скрывать? Она и по ночам работает. Она очень много работает.

Ноах. Ты уверена? В субботние ночи работает?

Миша, как видно, давно поджидавший жену в дверях дома, выступает Рите навстречу, преграждает ей дорогу.

Рита. Дай мне пройти.

Миша не двигается с места и не отвечает.

Я играла в теннис. Теперь корт открыт и по субботам. Вот… (Показывает ему ракетку.)

Миша. В этих туфлях? На высоких каблуках? Новехоньких? Самых дорогих?

Рита(показывает ему теннисные туфли). Вот в этих! Что-нибудь еще? Товарищ Сталин тоже играет в теннис.

Миша. Товарищ Сталин нас не касается! Думаешь, проведешь меня? Зачем тогда переобулась? В теннисных туфлях ходить удобнее.