Читаем Это всё для меня… полностью

Держат пять огонёчков из роз…


1996 г.

Выздоровление

Жадно воздух глотаю из форточки,

Вот и март. Как он скоро пришёл!

Расставляет капель свои точки:

«хо-ро-шо, хо-ро-шо, хо-ро-шо!»


А на самом припеке,

У лужицы чистой,

Мне советуют – жить!

Воробьи-оптимисты.


1996 г.

Ночь

А чаепитье продолжалось…

Сама собой строка рождалась,

И шёл парок из чашки тонок,

А за стеной не спал ребёнок.


Сама людским теплом согрета,

Тьма не дарила людям света.

Ночь мысли имена носила…

И были в ней – покой и сила.


Жизнь в снах несмело отражалась,

И за строкой строка рождалась,

И за стеной уснул ребёнок,

И шёл парок из чашки тонок…

Новогоднее

Замерцала звезда голубым

На агатовом небе.

В полночь грянул мороз,

И лохматою веткой

Застыл на стекле.

Обморозил петух себе

Красную бороду, гребень

И забыл кукарекнуть с утра,

Промечтав о тепле.

Громыхнула калитка,

И кто-то невидимый смело

Прошагал, заскрипев на ступенях крыльца.

А на улице тихо сияло всё

Розово-белым…

И «незримый» уже наступил,

Не открыв нам лица.


Январь 2005 г.

Детство. Воспоминание

Тёмная комната.

На ёлке – блёстки.

В приглушённом радио

Песни отголоски…

Белая печка. Тепло.

Тают льдинки на стёклах,

С окна потекло.

Прогулка

Маме и Лене

Вы идёте вдвоём по знакомой дорожке.

Зимний вечер. Уют светит в каждом окошке.

Под ногами хрустит, будто сахар, снежок.

Лает где-то вдали чей-то, пёсик – дружок.


Вы бредёте, неспешно идёт разговор,

И луна вслед за вами ведёт свой дозор.

Ничего нет приятнее этой прогулки.

Снег, родные до слёз огоньки, переулки.


1998 г.

Выдалось лето

Выдалось лето сырое, дождливое,

Мокнут заборы, кусты и дорожки.

Выглянет солнце, как девка стыдливая,

И заиграет в промытых окошках.


Знать, продолжается нить злоключений:

Лето на миг, только было и сплыло.

Как написать о тебе в заключение:

Кончилось ты или не наступило?

Наде

Когда и как мы выбрали друг друга,

Теперь нельзя нам с точностью сказать.

Ты у меня одна – моя подруга.

Как связь разъединить иль разорвать.

Она как пуповина – тут живое,

И годы как связующая нить.

Мы были двое. Будем тоже двое

Хранить друг друга, помнить и любить.


2000 г.

Утро детства

Дуло в окна, и дышалось свежестью.

Жалобно мяукали котята.

Встала на колени – всё заснежено!

И стояла так в постели смятой.

Как светло. И в комнате по-новому.

Прячу плечи в кос разбитых прядки.

Первый снег, как скатертью в столовой,

Мир накрыл, заботясь о порядке.

Осеннее

Рассвет так мрачен, но пора вставать.

Опять дождём сменилось бабье лето.

Земля ещё не хочет остывать,

Хранит тепло под самым сердцем где-то.


Теперь туманов белых полоса,

Как лёгким шарфом, землю опояшет.

Но радуют меня твои глаза,

В которых лучик спрятался и пляшет.

Ивы

А сегодня ещё холодней, чем вчера.

Ветер тонкие ивы у дома сгибает,

То распустит их ветви, как бал веера,

То, как пальчики, вместе листочки сжимает.


И желтеют они, но пока что не смеют слетать,

Ивы кроной прикрыли их, будто в причёске седины.

Утаили несмело белесую прядь,

Чтоб потом свои кудри на землю, пожертвуя, скинуть.

Сад

Сад мой заброшенный, старый, заросший,

Карканьем ворона утром разбуженный.

То припорошенный, то промокший,

Сбросивший листья в серые лужи.


Сад мой заброшенный, друг мой хороший,

То увядаешь ты, то просыпаешься.

Вечером майским с грустью непрошенной

Нежными ветками неба касаешься.

Сон

Я сплю и вижу – старенький погост,

Храм, дом моей прабабки Василисы,

Надгробный памятник как раз в мой рост.

Кресты над храмом в небо вознеслися.


Мне часто снится этот странный сон.

Как жутко было серый камень трогать…

В ушах – печальный колокольный звон.

В глазах – закат и к кладбищу дорога.


1997 г.

Оле

Я не могла писать от боли.

Мы все живём. Уже без Оли…


Я не писала о тебе ни разу…

Прости. Живём вот, радуясь, греша.

Ты девочкой голубоглазою, от нас спеша,

Покинув мир, ушла.

Накрылася фатою подвенечной,

По-ангельски сияя добротой,

Ушла в ту жизнь, что стала бесконечной

Для девочки голубоглазой той…

Бабочка

Мама, мне приснилось,

что я превратилась в бабочку…

Слова, сказанные Олей незадолго до кончины


На тёплых досках старого сарая,

На сером выделяясь, будто брошка,

Застыла бабочка, а я-то знаю:

Моя сестрёнка это – наша Глёшка.


Она узнать хотела, как тут, дома,

Не надо ли кого-нибудь утешить.

Ей дорого здесь всё и всё знакомо

И снова хочется помочь нам, грешным.


И нежным взмахом крылышек в узорах

Погладить воздух тот, которым дышим.

«Я прилетела, встретимся нескоро».

А мы тебя и слышим, и не слышим…

Жар

На лугу, как маки, птицы.

Жар, жар, жар…

Где-то мчится колесница,

Сизым облаком клубится

Над землей пожар.


В храме – свечи, быстры речи,

Близкий путь – далёк.

В жаркой печке тихо тлеет

Жизни уголёк.

Цветник

Посадила цветы своим милым родителям

И спросила тихонько: «Посмотреть не хотите ли?»


Однажды поутру вы выйдете во двор

И не узнаете родного огорода!

Цветы распустятся и сложатся в узор,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное