Это все нереально! (сборник)

Я выхожу в коридор и вижу то, что и ожидал увидеть: Цербер гоняется за ночными бабочками. Это не мотыльки — это такие твари дюймов двенадцать в длину. Они мало похожи на бабочек. Скорее они напоминают летучих мышей, скрещенных со скатами. Ночные бабочки питаются ночью. Они поедают ночь, как мы — гамбургеры. Втягивают темноту через поры, фильтруют, забирают энергию ночи себе, а свет отдают всем желающим.

Я прихожу к выводу, что под барабанное соло Цербера и световое шоу бабочки заснуть мне не удастся.

Я иду к антресоли, вынимаю из неё баллончик с концентрированным светом и опрыскиваю бабочку. Та, поджав хвост (у них правда есть хвост), улетает. Я кидаю баллончик в Цербера, но пёс ловит его и съедает. И начинает светиться изнутри. У меня в комнате лежат солнечные очки, так что мне всё равно. Да, надо ещё захватить из кухни беруши.

Я надеваю очки, вставляю в уши беруши и опять засыпаю.

Ненадолго.

Свет бьёт прямо в глаза, а беруши не спасают от работающего на полную громкость визора.

Я спрыгиваю с кровати и отбираю у Цербера пульт. Пёс смотрит на меня осуждающе. Я вырубаю визор (и из розетки тоже). На кухне в аптечке лежат таблетки против светового воспаления. Я пытаюсь скормить их Цербу, но тот, презрительно глянув на меня, уходит в другую комнату. Вот и заботься о ближних…

Я сам съедаю таблетки в надежде, что они усыпят меня и вызовут интересные глюки. Ложусь спать…

…чтобы проснуться через две секунды. Но на сей раз не из-за Цербера.

За окном ночь, в квартире — густой мрак. Пара синих лампочек помигивает своими глазами. Им не справиться с ночной тьмой. Да и не для того их делали. Это камеры внутреннего наблюдения, а по совместительству — сигнализация, охранная система и центры, управляющие всей техникой в квартире. Я плачу этим лампочкам бешеные бабки, чтобы они работали как следует. Но они всё равно халтурят. Я-то знаю, что они могут видеть плотоядных теней, но сами лампочки никогда в этом не призн а ются. Ещё и огрызаться будут.

Ночь… Время, когда бодрствуют плотоядные тени. Сейчас у них первый приём пищи; второй — ровно в полдень. Одна такая тень нависает надо мной, раззявив свою пасть. Я даю ей в зубы. Тень взвизгивает и валится на пол. Я беру тапок и стучу им наугад. Кажется, попадаю по голове. Тень скребёт по полу когтями и куда-то уползает. Куда — мне совершенно неинтересно. Обнаглели, не дают поспать.

Тапок мне теперь не нужен. Я бросаю его и сшибаю вазу с цветами. Ваза — очень красивая. Её мне подарила очередная подружка; она же рвала цветы. Тапок сбивает вазу, она перекувыркивается в воздухе и падает на пол. В ночной тишине звон разбившейся вазы звучит как залп осадного орудия. По ковру разливается вода.

«Может, мне ещё встать, вытереть лужу?» — проносится саркастическая мысль. Укрываюсь пледом, утыкаюсь носами в подушки и засыпаю.

Сплю я долго. Минут десять — не меньше. А просыпаюсь, когда меня расстреливают из бластера.

На самом деле, ничего такого не происходит. Просто Цербер играет в свою любимую компьютерную игру — «Звёздные баталии», или что-то типа того.

Я вваливаюсь в его комнату… и обнаруживаю, что она закрыта. Так что правильнее будет сказать, я НЕ вваливаюсь в его комнату. Я дёргаю дверную ручку и кричу Церберу, чтобы он прекратил буйствовать.

Цербер делает звук громче, заглушая мои вопли.

Сходить за ключами мне уже несложно. Я иду, возвращаюсь, отпираю дверь. Вырубаю компьютер и даю Цербу по шеям. Но снова опаздываю. Опередив меня, Цербер спрыгивает со стула и трусит на кухню. Там он включает ночничок, заваривает кофейку, открывает книжку, врубает радио. И, попивая кофе и слушая музыку, погружается в мир своего любимого романа — «Пёс Каскервилей».

Я понимаю, что это вызов, и принимаю его.

Цербер елозит, как уж на горячей сковородке, но я держу его крепко. Он пытается укусить меня, но только клацает в воздухе зубами. Я вкалываю Церберу шприц со снотворным, но ввести жидкость не успеваю. Церб всё-таки цапает меня, убегает в ванную и запирается там.

Ворча и матерясь, я подхожу к двери ванной и общаюсь через неё с Цербером. Я говорю, что прекрасно его понимаю. (Чёрта с два! Всё, что я понимаю, — это что адски хочу спать!) Время позднее, убеждаю я Цербера. И хотя мы оба трёхглавые, оба компанейские и оба «церберы», иногда и нам нужно спать. Я прошу Цербера открыть дверь. Я стараюсь говорить как можно мягче. Раза три я делаю акцент на том, что не собираюсь вкалывать ему снотворное. (Как бы не так. У меня в кармане лежат два полных шприца; один — запасной.) Елейным голосом, я увещеваю его, как могу (и сам себе становлюсь противен).

Но всё напрасно: Цербер плевать хотел на мои слова.

— Ну хорошо, Церб… — говорю я.

Фон стоит у меня на кухне. Я набираю номер Вельзевула и жду ответа.

Наконец, на экране появляется мой друг дьявол. Он выглядит заспанным, под глазами у него — два здоровенных мешища. Что же, он не одинок. Вельзевул бормочет в трубку что-то вроде:

— Алпртдх.

— Алло. Вельз?

— Дец… Децербер?

— Ты можешь мне помочь?

— Сейчас?

— Ты же не бросишь друга в беде?

— В какой беде?

— Может, тебе ещё объяснить, какого друга?