Децербер необычно внимательно выслушал Вельзевула, не прерывая его и не шутя. Погружённая в глубокие раздумья, мерно покачивалась троица нескончаемых сигар.
– Итак, нам остаётся только найти того негодяя, который наложил на меня проклятие, – сказал Децербер, постукивая пальцами по ближайшей столешнице.
– Вернее будет сказать, того, кто тебя заразил. – Вельзевул не был занудой, но точность любил.
– Угу… Угу… – Децербер покрутил в руках скатерть. – А это заболевание… оно смертельно?
– Не знаю, смертельно ли оно, – ответил Вельзевул, – но, если бы оно тебя одолело, ты бы исчез из действительности. Навсегда. Из всех пространств и времён, из всех вероятностей.
– Будто меня и не было?
– Ага, точно.
– Что ж, по-моему, оно достаточно смертельно.
Бушующая на улице жара с безразличием относилась к бедам Децербера – да и всего Ада, если на то пошло. Жара всегда сама по себе, и мелкие неприятности мелких существ её не касаются.
Стилонеры прис
Пёс по-собачьи отряхнулся.
– Да что такое! – гневно рыкнул он. – С каких пор я стал чистить пёрышки, словно какая-нибудь дворняжка?!
Цербер выразительно посмотрел на хозяина.
– Извини, Церби, не хотел тебя обидеть… но где это видано, чтобы я вёл себя противоестественно да ещё получал от этого удовольствие? Чтобы я ныл и нервничал и принимал это как само собой разумеющееся? Чтобы я не пил 7 дней и
– Сам дурак! – прервал его величественный глас. Пол говорившего определить было невозможно, равно как и определённое место, откуда доносилась речь. – И вообще, заткнись. И вы все заткнитесь! Вы меня так достали…
Децербер выпучил глаза. Глас казался знакомым, но с чего бы?.. Кроме того, загадочная речь имела странную особенность – она раздавалась не только из чьего-то невидимого рта, но и изо ртов самого Децербера, и изо ртов врачей и Вельзевула, и из окружающего пространства: из тел всех присутствующих, из кресел, из столов, из пола и стен. Она доносилась с улицы и из других измерений. Отовсюду…
Децербер не стал сдерживать своего удивления:
– Ты кто?!
– Кто-кто. Я, блин, Вселенная!
Децербер жестом дал понять гласу, чтобы тот помолчал.
– Слышь, Вселенная, – сказал пёс, – ты не могла бы говорить потише и постараться не использовать моё тело и весь остальной мир в качестве рупора? Или тебе и целого мира мало?
В ответ на Децерберову реплику злобно пыхнули. Пых прошёл через всех жителей Нереальности, через все её строения, через все земли, через все материальные и нематериальные её детища. И, тем не менее, просьбу Децербера удовлетворили: глас обратился простым голосом, звучал теперь не отовсюду, а только сверху, и был скорее женским, чем мужским.
Вселенная хмыкнула.
– Вот за это, – заметила она, – я его терпеть и не могу…