Это все нереально! (сборник)

Правый Цербер дёрнулся, взвизгнул и жалостливо посмотрел на среднего (со)брата. Средний Цербер повернулся к Правому, погрузил в его шерсть челюсти и заклацал зубами. Шла ожесточённая ловля блох. Правый Цербер мог бы справиться и сам, но застарелые привычки искоренить труднее всего. Да и ловить блох на правой шее удобнее средними челюстями, вы не находите?

– Бедняга всю жизнь разрывался на части и вот, похоже, разорвался, – прокомментировал Децербер.

Средний Цербер целиком истребил популяцию блох, но это никак не сказалось на его самомнении. Он зевнул, и друг за другом зевнули Левый и Правый Церберы: всё-таки привычка – кошмарная вещь. Средний посмотрел на собравшихся гениев медицины безразлично и даже, как показалось Вельзевулу, удручённо.

«Разве что не сплюнул в сердцах», – подумал дьявол.

Средний Цербер свернулся на полу калачиком, и подле него свернулись калачиком Левый с Правым.

– Напоминают наших политиков: задница у каждого своя, а блохи общие. – Децербер пожевал сигары. – Вельз, они вызывают во мне комплекс полноценности.

– Неполноценности, ты хотел сказать?

– Не-а, полноценности. Мне бы жуть как не хотелось разорваться на Левого, Правого и Среднего Децербера, потому что я у себя один, свой собственный. Общий и целый.

– Но тебя пока и не разорвало, – тонко подметил Вельзевул.

– Ага. – Децербер кивнул и на сей раз отчего-то не ощутил боли. – Кстати, почему меня не разорвало?

Вельзевул пожал плечами:

– Может, потому, что разорвало Цербера? Не знаю, я не слишком компетентен в подобного рода вопросах. Но я связался с тем, кто компетентен. Жду его звонка с минуты на минуту.

К Децерберу подошёл гном-великан (около 4 футов ростом). Он был бородат, как и все гномы, но лыс. Впрочем, последний недостаток компенсировала буйная растительность на груди.

«Наверное, сделал пересадку, чтобы женщин привлекать, – подумал Децербер. – Умно».

Ни один гном в здравом уме не расстанется с бородой, а с шевелюрой – легко.

– Завал. н, – назвался гном.

– Через «е» или через «и»?

– Как вам будет угодно.

– А я Децербер. Везде «е».

– Очень приятно. Я доктор предпоследней стадии.

– С начала или с конца?

– Пока, к сожалению, с конца. Но мы работаем.

– А я пошляк последней стадии – с начала. Правда, мы не работаем.

Последовало крепкое мужское рукопожатие.

– Значит, гном Завален.

– Подтверждаю!

Завали/ен достал блокнот и ручку.

– Позвольте, – сказал он, – несколько вопросов. Научного толка. – Завалиен решил, что фраза требует уточнения. – Для науки.

– К вашим услугам. – Децербер обожал интервью. Не из-за тщеславия – он не знал, что это такое, он и слова-то такого никогда не слышал. Просто Децербер чистосердечно признавал себя трепачом и при любой возможности доказывал, что это правда.

Завалеин начирикал в блокноте: «Децербер (Уникальный случай: пульсация, свечен. и пр.)» – и, постукивая по записям ручкой, начал интервью:

– Для начала такой вопрос…

Кто-то из врачей составил гному компанию: подсказывал или молча слушал. Другие медики, скучковавшись в группки, вели оживлённые беседы научного толка. Какие-то пили и ели – пока было что и пока их коллеги занимались различной ерундой. Иные из врачей, пользуясь тем, что на них не смотрят, флиртовали с противоположным полом (а также с третьим, четвёртым и всеми прочими – жители Нереальности не ограничены всего двумя полами). А пятые ничего не делали, так как либо заснули, либо напились до беспамятства. Консилиум был в самом разгаре.

Наручные часы Вельзевула запипикали.

– Прошу меня извинить, я отойду…

Децербер, не прерывая интервью, благосклонно махнул лапой:

– Иди же, сын мой.

Вельзевул, выбрав место поспокойнее, свободное от врачей и децерберов, нажал на часах кнопку приёма.

Стекло часов раскрылось, высвобождая молочно-зелёный свет. Он закружился неторопливым вихрем, поднялся вверх, растянулся и уплотнился. Раздались жужжание и потрескивание – статические помехи. По квадратному экрану, образовавшемуся внутри успокоившегося вихря, пробежали полосы. Когда они скрылись за нижним краем, на экране проступили черты чьего-то круглого и тоже зелёного, но мутно-зелёного лица. Полупрозрачное, оно глядело на Вельзевула большими круглыми глазами. Из виртуальных динамиков донёсся голос. Судя по интонации, голос принадлежал дружелюбному привидению.

Или призраку.

– Привет.

Кашпир на связи.

Слышимость нормальная?

А видимость? –

В порядке теста Кашпир помахал перед объективом камеры полупрозрачной лапкой и сказал «Раз-два, раз-два».

– Всё о-кей, – ответил Вельзевул. – Вижу тебя и лабораторию нормально.

– Замечательно!

А то я уж засомневался.

Помнишь, что случилось во время прошло сеанса связи?

Профессор до сих пор чинит слюнопередающую аппаратуру.

– Не надо было мне чихать, – покаялся Вельзевул.

– Да ладно.

Ничего.

Колбинсон починит.

Если не он, то кто?

Но вообще-то аппаратура предназначена для поцелуев, а не для чихания.

Я не в укор, нет-нет, просто вношу ясность. –

Призрак говорил так, словно бы мысли роились у него в голове, как осы, и все мечтали быть произнесёнными. Но вот беда: организовать их в улей, разбить на классы и подчинить общим правилам Кашпиру почему-то не удавалось. Поэтому мысли он попросту выбалтывал, то есть высказывал быстро и рвано: предложение-мысль – коротенькая пауза – следующее предложение, пока не забылось – снова очень короткая пауза – и далее в том же духе… – Колбинсон передаёт привет, – тренькнул Кашпир. – Как Децербер?

Консилиум не буянит?

Мы провентилировали твою просьбу.

Секундочку, я отлучусь за материалами.

Вельзевул открыл рот и сразу закрыл. Привыкнуть к Кашпиру было просто; он лучился обаянием маленького ребёнка и заражал им окружающих. Но научиться говорить с ним не представлялось возможным, потому что говорил в основном он один.

– Вот он я.

Ох, и тяжёлые для бесплотного существа эти ноутбуки.

Я не жалуюсь, ни в коем разе, просто заметил.

Так.

Теперь смотри. – ашпир раскрыл ноутбук и развернул его экраном к Вельзевулу. – Я связался со сведущими призраками по «Гостлайну» [13].

Пришлось понырять по измерениям, пообщаться с ребятами.

Но мои труды даром не пропали. – Кашпир взял электронную ручку: она была величиной с ручку обычную и назначения примерно такого же. Дружелюбный призрак открыл на десктопе папку, нашёл в ней нужный файл, дважды кликнул, и Вельзевулу явился график: на белом фоне, слева направо, текла ярко-оранжевая линия. Она периодически вздрагивала, превращаясь из прямой в ломаную и полную острых углов. В эти моменты очертаниями она напоминала горы. – Как ты и просил, я подключил все известные мне каналы.

Связался со всеми, с кем мог.

И один парень.

Мой бывший одноклассник, кстати.

Посоветовал мне просканировать замкнутую на Децербере действительность.

Подумай сам.

Сказал он мне.

Если Децербер болен неизвестной болезнью, но болезни как таковой нет, хотя отрицать её наличие нельзя.

То!

Сказал он мне.

Болезнь должна вступать в реакцию с действительностью.

В негативные взаимоотношения.

Проще говоря, болезнь и действительность должны конфликтовать.

Болезнь существует, но действительность её не признаёт, а болезни на это наплевать.

Всё просто, не так ли?

– Но что это за болезнь такая? Я никогда не встречал…

– Погоди-погоди, не спеши, – прервал Вельзевула Кашпир. – Я последовал совету друга.

Отрыл в тёмной кладовой старенький и пыльный сканер действительности.

Кого в наше время интересует действительность?

В наши дни модно исследовать цену на нижнее бельё. – Кашпир говорил серьёзно. Нет, он не избегал сарказма – просто их в детстве не познакомили. – Я просканировал действительность вокруг Децербера.

Самого Децербера как частицу действительности.

И те зоны, в которых соприкасались реальность мировая и Децерберова.

Забил результаты в компьютер, нажал кнопку.

И – вуаля!

Компьютер выдал эту оранжевую линию. – Кашпир ткнул электронной ручкой в график.

– И что она означает?

– Она означает.

Милый Вельзевул.

Она означает существование Децербера.

Так выглядит его реальность.

– То есть, жизнь Децербера – это прямая линия, то вздымающаяся, то опадающая? – резюмировал Вельзевул.

– Ну да.

И твоя жизнь тоже.

И моя.

И всех.

Почти.

– Почти? Есть исключения?

– Агаа. -

Кашпир раздвинул уголки губ в хитрой улыбке. –

Есть.

По крайней мере, одно. –

Кашпир закрыл документ с жизнью Децербера и открыл новый график, который тоже был оранжевым, полз и вздрагивал, но линий в нём было три. –

Эта мысль пришла мне в голову неожиданно.

Я просканировал Децербера и не нашёл ничего необычного.

Стандартный график жизни.

Много неприятностей, мало стрессов – вот самое нестандартное в нём.

Но этот график натолкнул меня на одну идейку.

А кто такой Децербер, спросил я себя?

– И ответ получился не матерный?

– Нет-нет-нет, Вельзевульчик, я говорю не о характере Децербера.

И не о его образе жизни.

А о том, кто он есть ?

– Достойная высокой науки проблема.

Кашпир в экстазе замахал руками.

– Он же не индивидуален!

Каждое существо, будь оно триста раз полно штампов, глупостей и безликости, – личность.

Потому что оно – это оно .

А не кто-то другой.

А Децербер – воплощение.

Он воплощение Цербера.

Децербер един в двух лицах.

– Вроде в шести, Кашп, – умудрился вставить Вельзевул.

– Нуу, это было образное выражение.

А вот то, что Децербер и Цербер одно целое, – факт!

Ручка (для письма) Кашпира отбивала дробь по экрану монитора. Призрака переполняли эмоции. А экранное стекло в паре мест пошло трещинами.

– Не сказал бы, чтобы это известие меня шокировало, – сказал Вельзевул. – Я догадывался о связи воплощения с тем, что оно воплощает.

– Как же ты не понимаешь! –

Взволновался пуще прежнего Кашпир. –

Он же…

Его же…

Ты же…

Тут же…

…ясно, в общем…

Не прерывая бессодержательных восклицаний, Кашпир принялся живописно размахивать руками.

– Кашпир, разреши. – Место призрака перед глазком камеры занял полтергейст. В отличие от Кашпира, он был немолод и умудрён – удручён, утомлён, убаюкан – знаниями. При взгляде на лицо полтергейста первыми запоминались короткая седая бородка, квадратные очки и лоб с глубокими морщинами. – Профессор Колбинсон, научный руководитель сего нервного отпрыска.

– Добрый день, профессор. Вельзевул, брат-близнец Повелителя, торговый агент.

– И вы здравствуйте, Вельзевул.

– Ну как же тут…

Да ведь любому же ясно…

Это же…

Это ж… -

распалялся на заднем плане Кашпир, в избытке чувств роняя со столов колбы и склянки.

– Кашпир, прекратите колотить лабораторное имущество. Бесполезно… Вы меня слышите, Вельзевул?

– Да, профессор.

– Мой ученик хоть и сообразительный, но довольно шумный молодой призрак.

– Самую малость шумный, профессор.

– Тут же и так понятно…

Всё же как на…

А он…

Нууууууууу…

Мелодия разбивающихся склянок стала громче.

Колбинсону пришлось повысить голос:

– Кашпир всего лишь пытался сказать вам, что его заразили.

– Что?

– Заразили!

– Кого? Кашпира?

– Нет, Цербера.

– Кого, профессор?

– Цербера!

Разбилась последняя стеклянная тара. И Кашпир в последний раз всплеснул руками, после чего сел на стул передохнуть.

Колбинсон воспользовался этим, затараторив:

– Цербера заразили. Или, скорее, он сам заразился. Я предполагал, что болезнь Децербера магического свойства, но магические заболевания локальны и не заразны. Вместе с тем это и не природный недуг. С чем же мы столкнулись, ломал я голову: болезнь уникальная, но не магическая, и заразная, но не природного происхождения. И тут решение пришло само собой: заразился же не кто-нибудь, а Цербер! Цербер, который, как мы выяснили, – то же самое, что и Децербер, только более молчаливый. Болезнь не сумела одолеть самого Децербера и перекинулась на иную его ипостась . Вельзевул! Кто-то имеет зуб на Децербера, кто-то специально заразил его этой страннейшей болезнью. Но либо она вышла из-под контроля злоумышленника, либо, наоборот, следовала его воле… Неважно. Результат не меняется: жертвой недугапал не хозяин, а домашний питомец! – Тут дыхание закончилось.

Профессор Колбинсон перевёл дух.

Вельзевул посмотрел в окно. С того дня, как заболел Децербер, минула неделя, но ничего не изменилось. Жара не спала. Выходя на улицу, вы всё так же боялись, что испаритесь, стоит вам только переступить порог. Как и прежде, асфальт нагревался так, что начинал булькать и пускал раскалённые пузыри. Как и прежде, непрерывным и необъятным потоком обрушивался на жителей Ада отражённый металлом яростный свет – отскакивающий от крыш и столбов, отпрыгивающий от мобилей и велосипедов, отстреливающий от роботов и киборгов. Как и прежде, телевидение передавало бессчётные экстренные сообщения о пожарах: в курятниках и на улицах, в жилых домах и на заводах, в парках и лесах. «Мы прерываем показ сериала „Из огня да в полымя“, потому что до нас дошли слухи…» И, как прежде, стилонеры расходились на ура, и даже на гип-гип-ура. Однако коммерческие успехи, с которых Вельзевул получал немалый процент, нисколько его не радовали.

Монотонно работающие стилонеры засып а ли дьявола фунтами снега, но и это не имело значения.

А ночью жара не стихала, нет, – становилась ещё жарче.

Вельзевул скис. Помнится, дьяволу удалось растормошить Децербера и вернуть ему волю к жизни, когда пёс оказался в подобном положении. Но как легко давать советы другим и менять их жизни к лучшему и как непросто помочь самому себе…

…Децербер предложил гному-интервьюэру пройти на кухню – чтобы им не мешали шум диалогов, звон бокалов и сладкие похрапывания. Гном согласно кивнул, и «звезда» с «журналистом» скрылись из виду…

…Чтобы поднять настроение, на помощь извне рассчитывать не приходилось. Но Вельзевул не был в обиде на Децербера: пёс никогда не бросал его в беде. Децербер непременно поддержал бы Вельзевула и сейчас. Ободряюще улыбнулся бы, хлопнул по плечу. Но ведь Децербер не знал, что его друга гложет… а собственно, что? Вельзевул сам затруднялся ответить.

– Профессор, а эти полосы… – Вельзевул трижды провёл пальцем по воздуху, рисуя график жизни Цербера. – Получается, Цербер – три самостоятельных существа? Как же они уживались в одном теле?

– Мне думается, Цербер был…

– Как-то странно звучит: был.

– Когда был целым, – поправился Колбинсон. – Целостен. Когда Цербер был целостен, он представлял собой нечто…

– Нечто… тоже странное слово.

– Существо. Когда Цербер был целостен, он представлял собой существо сродни однояйцовым близнецам. Целостен снаружи, разрознен внутри. Но, поскольку разумом он не обладает, разрозненность эта не доставляла проблем. Им управляли инстинкты. А Децербер – владелец разума. Разум объединил его внутренний мир и сотворил самого Децербера – благодаря разуму Децербер и является цельной, целостной личностью…

– Личностью? – переспросил Вельзевул. – По-моему, странное сл…

– Вельзевул!

Дьявол подскочил на месте:

– Что?

– Взбодритесь.

Вельзевул согласно закивал:

– Да, профессор. Понимаю. Нечего распускать нюни, делу это не поможет! – Вельзевул замотал головой, отгоняя негатив и сонливость. Он победил их в друге – победит и в себе. – Ну, вот. Всё. Я снова бодр и весел.