Когда выяснилось, что губки ему более не подчиняются, президент устроил забастовку.
Впрочем, народу под предводительством военачальника было всё равно.
Сотни, тысячи высокогорных губок скатывались на мягких спинах с горы. Они начинали спуск почти у самой вершины, а завершали у самого подножья. После этого спина немножко чесалась, но это было не опасно.
Президент кричал сверху, что они пожалеют – но не уточнял, как именно. Обещал, что они утонут в глубоких морях, зажарятся под солнцем и, как это, застынут в янтаре!..
Военачальник подбодрил собравшуюся у подножия пиков колонию напутственной речью:
– Не боитесь, ха-ха! Я с вами! Прорвёмся, ага!
Важнее было не то, что он кричал, а то, как он кричал. Эмоции воодушевляют слушателей намного эффективнее, нежели философские рассуждения.
Жители взревели, поддерживая нового предводителя во всём… что бы то ни было.
И губки двинулись вперёд.
Президент аж подпрыгнул на месте:
– Стойте! Куда вы?! Вы же пропадёте! Вы же пропадёте без меня!.. А я без вас… Эй, стойте! Стойте!..
Президент поскользнулся, закружился и рухнул за край плато. Милю за милей нёсся он вниз, прочь от того места, которое высокогорные губки обжили много-много веков назад. Президент пытался что-то кричать, но каждый раз, когда открывал рот, туда набивалось порядочно снега. Прожевав и проглотив его, президент повторял попытку, но с тем же успехом.
Вращательное движение прекратилось, лишь когда губка затормозил носом о равнину. Он поднял глаза и увидел перед собой военачальника.
– Пойдём с нами? – спросил тот.
– Дааа… – гордо отряхиваясь и сплёвывая снег, отвечал президент; он испытывал величественное головокружение. – И хочу напомнить, что я – его величество.
– Пойдём с нами, его величество? – послушно исправился военачальник. А губкам прокричал такие слова – и не возникало ни малейшего сомнения, что прокричать их мог лишь великий стратег и полководец: – Вперёд, чуваки! Кто последний – тот лох!
И бывшие высокогорные губки понеслись через поля, ныряя в высокую и сочную зелёную траву и оставляя на ней следы из снега…А на двери 416-го кабинета, что и требовалось доказать, поверх зачёркнутой буквы «х» возникла буква «ц». Повествование приближалось к потолку. В любом смысле. Что и говорить, авторы повествования обладали поистине неиссякаемым чувством юмора.