Это все придумали люди [СИ]

Было странно сознавать, как многого я не понимала, не умела раньше. Как слепой, внезапно вернувший себе зрение — я вдруг поняла, насколько элементарно простым оказалось все устройство пространств. Они были логичными, они развивались по четким, легко прослеживаемым закономерностям. И теперь я прекрасно видела, откуда все пространства росли. Что было центром, сердцем всего этого мира.

Спустя несколько месяцев я заставила себя вернуться в тот коридор. Не знаю, как мне удалось это сделать — как не знаю теперь, что я ожидала там увидеть. Полуистлевший труп?.. Разумеется, там не осталось ничего. Белые стены, белый пол, лампы дневного света. Никаких пятен, никаких следов.

И дверь. Она была там, и теперь я прекрасно могла ее различить. Она манила. Она прямо-таки звала меня к себе…

Я не стала ее открывать. Зачем? Я и так знала, что там. Это Сандр мог заглядывать туда раз за разом — вероятно, пытаясь как-то осознать Пустоту, изучить ее, понять ее природу. Но я не хотела ничего о ней знать. Пустота была просто Ничем. И Ничего собой не представляла.

Любопытно, но именно мысль о Пустоте в каком-то смысле удержала меня от мести. Потому что, конечно же, первым моим желанием было отомстить. Убить тех, кто убил его. Тех, кто хотел его смерти. Я теперь могла все, я могла устроить им такое, по сравнению с чем любая гарпия показалась бы весьма симпатичной зверушкой. Я могла просто привести к ним гарпию, в конце концов.

Но я не сделала этого. Потому что на самом деле я знала, что это не они убили Сандра. Его убила Пустота, это черное, абсолютно несуществующее Ничто, притягивающее к себе людей и извращающее все лучшее, что в них есть. Лишающее их всего живого. Материализующее страхи. Поглощающее все, что думает, чувствует, существует — только для того, чтобы это все перестало существовать.

И я продолжила делать то, что делал Сандр. Отыскивать затерявшихся в пространствах людей, которые оказались никому не нужны. Строить для них новые пространства, которые на время могли бы их защитить. На время — потому что я не думала сдаваться. Сандру не удалось закрыть Пустоту — но, возможно, это могло получиться у меня. Я должна была завершить то, что начал он.

Я не заметила сама, как это случилось, как незаметно для себя я стала жить за нас двоих. Было ли дело в том, что я водила машину Сандра — обе его машины, сразу на двух континентах? Или в том, что я перебралась жить в его квартиру в Москве, такую же стерильную, белую и пустую, как сиднейский кондоминиум? Или во всем были виноваты его свитера, которые я еще в самом начале забрала от Мишки, пытаясь отыскать в них тот же запах шерсти и табака, что когда-то всегда приходил мне на помощь? Свитера были шерстяными, но запах табака постепенно стал выветриваться, и тогда я стала курить, только чтобы не дать себе забыть этот запах. Разумеется, я прикуривала всегда от спичек. Мне не могло прийти в голову, что это можно делать как-то по-другому.

Я ни разу больше не встречала никого из своего «офиса». Наверное, они не очень стремились увидеться со мной и не спешили выходить в реальность — а я в пространствах могла любого из них различить издалека, и благоразумно обходила их стороной. Я не ручалась за себя при очной встрече. Гораздо лучше было до этого не доводить.

Иногда, в минуты рассеянности, я думала, что Сандр был бы мною доволен. Потому что я смогла не потерять его. И не потерять себя. Я жила с четким осознанием того, что теперь я существую за нас обоих — и гордилась, что мне это удается.

И вот теперь он вернулся и что-то начал кричать мне о моих чувствах. Нет. О моих глупых чувствах.

«Вот урод», — зло подумала я, быстро шагая по Чистопрудному бульвару, и тут же осеклась, потому что ровно это же слово использовал несколько раз Мишка. И Сандр, когда он еще ничего не помнил.

Но, кажется, куда больше понимал.

Что с ним случилось? Почему из тонко чувствующего, чуткого, нежного человека, доверчивого и открытого, он мгновенно превратился в полную свою противоположность — только потому, что наконец-то все вспомнил?

Что нужно вспомнить, чтобы стать таким?

Я подошла к ближайшей скамейке, села, вытянув ноги, и запрокинула голову наверх. Небо все еще было серым, никаким, но облака быстро проносились с запада на восток, то и дело рискуя прорваться и выпустить солнце наружу.

Раздались шаги, совершенно неслышные в шуме машин. Я не стала поворачиваться. Эти шаги я узнала бы где угодно.

Скамейка слегка прогнулась, обозначая его присутствие.

— Прости.

Я продолжала смотреть наверх.

Спинка скамейки сместилась — обозначая его движение.

— Мне очень жаль, — продолжил он, — что у меня не получилось сдержать свое слово.

— Какое слово? — раздраженно спросила я, поворачиваясь к Сандру.

Он сидел, сложив руки на груди и откинувшись головой на спинку, точно так же, как и я. Повторял ли он за мной? Или на самом деле все равно я повторяла за ним, пусть теперь и опережая его на шаг вперед? Я села ровно.

— Я обещал тебе сегодня утром, что никогда больше не буду таким.

Я тихо вздохнула.