Его невероятный жар охватывает меня. «
– Ной, – шепчу я ему.
Я уже не знаю, чего хочу. Меня обуревают противоречивые чувства: с одной стороны – омерзительный страх, с другой – язык Ноя. Первое – ужасно, второе- прекрасно. Я больше не могу их разделять.
– Прекрати, слышишь? – с трудом освобождаю свою руку.
В мгновение язык Ноя исчезает, а моей руке внезапно становится холодно. Грудная клетка поднимается и опускается слишком быстро, у Ноя тоже. Я чувствую это, потому что сначала он прижимает мою руку к своей груди, а потом вытирает ее о футболку.
– Проклятье, Обри, извини, – он отпускает меня и вскакивает с дивана.
Я отчаянно пытаюсь сделать вдох, но сердце колотится так сильно, что у меня не получается этого сделать. Я наклоняюсь вперед, борясь за глоток воздуха.
– Мне очень жаль, правда. Я… не знаю, о чем думал тогда. Наверное, вообще ни о чем. Блин, блин, блин… – Ной чешет затылок и снова поворачивается ко мне. Когда он говорит, его голос звучит так же безжизненно, как я себя чувствую. – Обри? Тебе нужен свежий воздух? Хочешь, я открою окно? Или мне лучше уйти? Или тебе надо в ванную? Может, тебе станет лучше, если ты умоешься? Просто скажи, что я должен сделать!
Я качаю головой, но не издаю ни звука, одна часть меня вообще не здесь. Воспоминания о том злосчастном утре неожиданно захлестнули меня: вот тот момент, когда я проснулась после ночи в общежитии спортсменов, тошнота, боль в конечностях, этот странный страх, который я не могла объяснить, потому что еще не знала о том, что мне подсыпали наркотики. Я не помню, как попала домой, и ничего не знаю о прошедшей ночи.
– Хочешь, я позвоню Айви? Или кому- нибудь из твоей семьи?
– Нет, – с трудом выдавливаю я из себя хриплым голосом. Ной кивает.
– Хорошо, я понял, не буду никому звонить, если ты этого не хочешь. Но что мне сделать? Скажи, пожалуйста, что мне сделать? Тебе нужен врач?
– Все… все… хорошо, – задыхаюсь я.
Ной не сделал ничего плохого, он просто хотел… я не знаю… что он думал, но все было неожиданно и необычно. Я пытаюсь засмеяться, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, но мне не хватает дыхания.
Я доверяю Ною, но, черт возьми, он все-таки парень и в тысячу раз сильнее меня. Если он захочет, то может легко причинить мне боль.
Безумие даже думать об этом, но я не могу заставить мысли повиноваться мне, они делают, что хотят. Иногда они так искусно смешивают прошлое и настоящее, что сводят меня с ума.
– Скоро станет лучше, – хриплю я. – Прости, что я так странно отреагировала. Я лучше пойду.
– Хочешь, я провожу тебя?
– Нет, спасибо, сама справлюсь. Я испортила тебе вечер. – Я пытаюсь улыбнуться, но выходит гримаса. – Прости.
– Что? – Ной потрясенно смотрит на меня. – Ты не испортила мне вечер, Обри! Ты принесла мне куриные крылышки – это автоматически отправляет тебя в топ десяти моих лучших… вечеров. И почему ты вообще извиняешься? Тебе не за что извиняться. Это все – моя вина, я вел себя как полный идиот. Я такой и есть. Я – тупой идиот. Моя отличительная способность – делать, не задумываясь о последствиях.
– Ах, – слышу я себя словно со стороны. – Думаю, ты неплохо ругаешься. – Я стараюсь улыбнуться, потому что Ной выглядит смущенным и решительным одновременно. Он, вероятно, единственный парень в мире, который справился с подобной ситуацией.
Ной гладит себя по волосам:
– В моей жизни нет сослагательного наклонения, но для каждого случая есть проверенное «блин». Так было всегда, поэтому думаю, что с возрастом ничего не изменится. Я делаю что-то, а потом ругаюсь, когда все идет не так, как планировалось.
Мне самой очень хотелось, чтобы сегодня все было не так. Больше всего я хотела объяснить Ною, что проблема не в нем, а во мне. Но тогда придется рассказать ему о фотографии, а этого я сделать не могу.
– Спасибо за… игру, – говорю я, потому что ничего лучшего мне в голову не приходит, и обуваюсь.
– Спасибо за еду, – отвечает Ной.
Он выбрасывает куриные кости в мусор на кухне, а потом протягивает пустой контейнер. Отодвинув дверную задвижку, я быстро исчезаю из квартиры Айви, даже не взглянув на него.