Это же я…

А однажды Шульц заявился к нам домой и вид имел весьма подозрительный. Нацепил брюки, которые у него в гардеробе считались условно парадными (гладил, судя по всему, сам). Сиял, как медный пятак, и при этом трясся крупной дрожью. Я почувствовала неладное – до этого момента мужчин в таком состоянии никогда не видела. В одной руке у Шульца был букет, второй он крепко сжал мои пальцы, подвел меня к маме, протянул ей цветы и срывающимся голосом сказал: «Светлана Викторовна, я вашу дочь забираю». Мама была увлечена просмотром по телевизору какого-то очень важного, я бы даже сказала, ключевого сериального момента, поэтому на нас даже не взглянула, только кивнула – забирайте, мол. У Андрея вытянулось лицо. Он пожал плечами, и мы с ним направились к выходу. И только через пять минут после того, как хлопнула дверь, до мамы медленно начало что-то доходить. Она сопоставила его брюки и букет, которые видела краем глаза, с его дрожащим голосом и произнесенной им фразой. Выключила телевизор, медленно дошла до комнаты брата и осторожно его спросила: «Я не поняла, это что такое сейчас было?» «Дочь твою замуж забрали!» – ответил брат, который, как оказалось, давно был в курсе намечающихся событий, дал Шульцу свое братское благословение и удивленно прислушивался к реакции мамы, ожидая бурных эмоций. А мама, как она потом призналась, в тот момент решила, что Андрей меня забирает не замуж, а на какую-то очередную тусовку, поэтому и не отреагировала. На следующий день мама вместе с папой прискакали к нам домой, чтобы еще раз обсудить этот волнующий эпизод – уже во всех подробностях. Шульц уже не был столь взволнован. «Я, говорит, вообще-то вчера к разговору готовился, а вы своим кинематографом мне весь настрой сбили!» Веселый парень…

Со мной, кстати, мое замужество вообще никто не обсуждал – ни Шульц, ни Максим, введенный в курс дела. Для меня это явление Шульца с цветами было еще большей неожиданностью, чем для мамы. Я тогда только окончила школу и совсем не видела себя в роли невесты, продолжая оставаться абсолютным, незамутненным, стопроцентным ребенком. Я все так же лазила по заборам и подбирала на улице всякую живность. Примерно за месяц до описываемых событий шла домой через рынок и увидела там женщину, продававшую цыплят. «Все, решено! Во что бы то ни стало спасу хотя бы одного, выращу его, и он будет моим другом, моей Черной курицей», – решила я, приобрела цыпленка и приволокла его домой. Он был смешной такой, глупый, с забавным хохолком на голове. Со всей цыплячьей непосредственностью носился по дому, бегал по столу между тарелками, а жил в ящике кухонного стола, откуда я предварительно выгрузила ставшие уже ненужными школьные учебники. Ни в какую клетку я сажать его не собиралась, это же был домашний питомец. Закончилось все тем, что его сожрал другой домашний питомец – мой кот. Ну и как, скажите на милость, брать в жены девочку, у которой на уме одни цыплята? Но Шульц был уверен в том, что рано или поздно вырастит из меня человека, воспитает, как тогда говорили, «под себя». Относился он ко мне очень бережно и внимательно, хотя особо не баловал. Впрочем, мне всегда до лампочки были темы, касающиеся денег, быта, нарядов и прочей ерунды. Правда, один раз я его попросила зайти в магазин, да и то не ради себя. Так получилось, что я посеяла мамины туфли – взяла их на какое-то мероприятие, положила в сумку и благополучно где-то оставила. Надо сказать, что этот трюк я проделываю с завидным постоянством уже больше тридцати лет: если что-то держу в руках – обязательно забуду или потеряю. Сколько я телефонов похоронила таким образом – сосчитать не могу. Паспорта не успеваю восстанавливать. Близкие знают эту мою особенность, и, когда мы летим или едем на гастроли, мне мой паспорт даже в руки не дают. Обязательно потеряю. В этом деле я прямо мастер спорта. Ну и в тот день тоже продемонстрировала свое умение: мамины туфли фантастическим образом растворились где-то по дороге домой. Я очень расстроилась и, рыдая, пожаловалась Андрею. Он сразу отправился по магазинам искать точно такие же туфли. Я знаю, что для него это оказалась довольно серьезная трата – заработок музыканта в то время в Казани был невелик. Но он меня ни словом не упрекнул за мою рассеянность, просто пошел и купил туфли. Я написала маме очень красивое письмо: «Мамочка, я тебя так люблю, а у тебя такие старые туфли, поэтому мы с Андреем купили тебе новые», вложила это письмо в коробку и торжественно вручила ее маме. Она по сей день думает, что это был мой широкий жест, подарок от всей души. Надеюсь, прочитав эти строки, мама меня простит и все поймет!