Я не могу перестать думать о том распушенном хвосте, об отчаянном испуганном бегстве Банана от мрачного жнеца. Я не могу перестать думать, будто он
Конечно же, он никуда не делся, хотя его здесь и нет. Я захожу в свой кабинет, а он спит на столе. Я захожу в кухню, а он описывает восьмерки вокруг моих ног. Я наклоняюсь к кровати, чтобы почесать его, и, только когда уши кажутся неправильными на ощупь, я опускаю взгляд и понимаю, что это Чип, или Мускат, или Миньон.
Мохнатая Банда продолжает существовать, пока что без вожака. Миньон продолжает запрыгивать на подоконник у кровати, открывать окно и снова спрыгивать, не выходя наружу; она всегда была меньше заинтересована в прогулках, чем в том, чтобы я замерз до смерти в банном халате. Чип продолжает бить меня лапой с вершины холодильника, желая повторить тот давно минувший славный день, когда он одним когтем выхватил у меня из глаза контактную линзу. Мускат по-прежнему пушистая шлюшка. Разумеется, никто из них – не Банан, точно так же, как Банан никогда не был Зомби, или Сигнусом, или Странной Кошкой. Они – всего лишь те, кто они есть, и однажды тоже умрут. Следующим, скорее всего, будет Чип. У него диагностированы одновременно кошачья лейкемия и ВИК, и он должен был умереть еще прошлым летом, а не носиться повсюду крепким и полным задора, как делает сейчас. А пока я печатаю эти самые слова – я серьезно – булочки вдруг начали кричать о «коте, который выглядит совсем как Банан!», ушедшем по забору с нашего заднего двора. И они правы: я только что видел, как он перебежал улицу. Та же походка. То же откормленное пузо. Те же заурядные бурые полоски.
Только уши другие. Ни у кого больше не будет таких ушей, как у Банана.
Булочки хотят сегодня вечером оставить на крыльце миску корма. Уж и не знаю, что это значит.
Безмозглые
(Журнал Nowa Fantastyka, май 2015 года)
Десятилетиями меня преследует зернистый черно-белый рентгеновский снимок человеческой головы.
Она жива, но пуста, с просторной, полной жидкости полостью на месте мозга. Тонкий слой мозговой ткани окружает эту полость, словно амниотический мешок. Источник этого изображения – обзорная статья в журнале Science: Роджер Льюин, ее автор, сообщает, что у этого пациента «практически отсутствовал мозг»[62]
. Однако напугало меня не это; в гидроцефалии нет ничего нового, и, чтобы вызвать мурашки у бывшего биолога, требуется что-то посерьезнее, чем картинка со взбесившимися мозговыми желудочками.Напугало меня то, что у этого практически лишенного мозга пациента был IQ в 126 баллов.
Он получил диплом с отличием по математике. Был совершенно нормален по всем социальным и когнитивным показателям. Он даже не подозревал, что с ним что-то не так, пока не сходил к врачу из-за какой-то не имевшей к этому отношения болезни и его не перенаправили к специалисту, потому что голова у него выглядела чуть великоватой.
Время от времени такое случается. Кто-то вырастает и становится строителем или учителем, прежде чем узнать, что на самом деле должен был вырасти брюквой. В статье Льюина говорится, что из каждого десятка случаев гидроцефалии один серьезен настолько, что спинномозговая жидкость заполняет собой 95 % черепной коробки. Те, чей мозг умещается в оставшиеся 5 %, должны быть форменными овощами; однако, оказывается, у половины из них IQ выше сотни баллов. (Вот еще один пример, 2007 года[63]
; и еще один [64].) Назовем их ПБМ, или «практически безмозглыми».