Это злая разумная опухоль

Мы были двумя раздражительными млекопитающими, противостоявшими целому миру. Банан помог мне пережить полдесятка кратковременных романов (с партнершами, которые по понятным причинам находили его куда более очаровательным, чем меня) и поспособствовал заведению долговременного (см. выше). Мы вместе появились на страницах Nature. Снова переехали: из Про́клятой Квартиры в Волшебное Бунгало с крыльцом, откуда можно было созерцать Енотовый Переулок; с полным триффидов, диким английским садом, по которому можно было рыскать; с маленьким оврагом сбоку, на случай, если захочется приключений – хотя Банану редко их хотелось, потому что ему к этому времени перевалило за пятнадцать лет. Ему хватало приключений внутри: три другие кошки, два кролика, две дюжины тропических рыбок и две обожавшие его булочки (младшая из которых постоянно таскала его словно мохнатый ридикюль; по причинам, которых мне никогда не постичь, он, кажется, совершенно не возражал).

Мы с Бананом обнаружили совместную склонность к молоку со сливками: я пил их с кофе, Банан – неразбавленными из маленькой керамической чашки. Его завывающие требования добавки привлекали остальных кошек всякий раз, когда я заходил на кухню, чтобы заново наполнить свою кружку; за неделю все представители семейства кошачьих в доме подсели на белый наркотик. Я теперь был женат (Банан упоминался в брачном обете Кейтлин), с настоящими тестем и тещей и всем прочим; во время семейных обедов Банану предоставлялся отдельный стул. Он сидел на нем, глядя то в одну сторону, то в другую, терпеливо следил за обеденной болтовней, когда не был занят кусками цыпленка с карри или копченого лосося, которые ему регулярно подкладывали рассевшиеся по обе стороны благоговеющие консервные открывашки.

Когда я работал, он сворачивался калачиком на моем столе. Когда я выходил за почтой, он меня сопровождал. Он был вездесущим препятствием, вокруг которого нам с Кейтлин приходилось маневрировать во время секса – хоть в спальне, хоть на кухне, хоть стоя на коленях на беговой дорожке; каким-то образом он всегда умудрялся нам мешать, пушистый и неизгоняемый.

Я убил бы за этого кота.

В эту субботу, где-то в 05:45 утра, Кейтлин вернулась в кровать из туалета и обнаружила Банана свернувшимся на подушке рядом со мной. Она осторожно залезла под одеяло, чтобы его не побеспокоить. Я чесал ему уши; он мурлыкал в полудреме.

В 05:50 он сорвался с кровати как ракета и выбежал из спальни, врезаясь в стены и мебель. Сначала я улыбнулся. Очередная кошачья суматоха, подумал я, один из тех безумных ночных боксерских поединков, вечно возникавших среди Мохнатой Банды: возможно, с Миньон, хотя никого из остальных я на кровати не видел.

– Глупый кот, – прошептал я Кейтлин и отвернулся, как раз когда что-то врезалось в помойное ведро на кухне.

Кейтлин резко села.

– Кажется… Кажется, у него судороги…

Банан закричал и продолжил кричать.

Я никогда не слышал подобного звука: словно он попался в капкан, словно что-то разрывало его изнутри. Он вопил, останавливался, когда у него заканчивался воздух, делал вдох и начинал вопить снова. Когда мы добрались до кухни, он бился в конвульсиях на боку, выгнув спину и дергая лапами, размазывая по полу нитки пенистой слюны. Хвост Банана распушился до размеров енотового; глаза были широко раскрытыми, и разумными, и совершенно перепуганными. И единственным, о чем я мог думать, было: «Он все еще внутри. Он знает. Этот распушенный хвост… Это не просто оторвавшийся тромб, это не инсульт, это драка/бегство, это демонстрация угрозы, это то, что кошки делают, когда к ним что-то приближается, а они хотят его отпугнуть».

Понимаете, он пытался бежать. Что-то случилось у него внутри, что-то сломалось, и он это ощутил, но не смог воспринять иначе, нежели как появление неведомой смертельной угрозы, а он не был научен отличать то, что убивает тебя снаружи, от того, что убивает тебя изнутри. Он знал лишь одно – что его жизнь в опасности, и реагировал единственным способом, который был ему известен: он пытался сбежать.

Как ебаный болван я пытаюсь его обнять и издаю дурацкие успокаивающие звуки – «ш-ш-ш». Он кричит, и дергается, и заливает весь пол мочой. Я оставляю его на Кейтлин, врубаю ноутбук, отчаянно гуглю «Круглосуточная ветеринарная клиника Торонто», нахожу одну на Кингстон-авеню, кликаю (идиоты вы тупорылые, что это за клиника скорой помощи такая, у которой нет телефона и адреса на главной странице, где ваш блядский телефон?), набираю номер. У нас бурый полосатый кот, возраст ближе к двадцати, легкие шумы в сердце, легкий гипертиреоз, в остальном здоров, хороший аппетит, нормальное поведение, минут пять назад начались конвульсии, повышенное слюноотделение, пилоэрекция, слышите, какие он звуки издает, подождите, я трубку поднесу…

Понятия не имеем, говорят они. Это может быть что угодно. Привезите его. (Конечно, мы его привезем, Кейтлин уже на другой линии, а ее, блядь, ждать заставляют, пока оператор такси на звонок ответит…)