Это злая разумная опухоль

«было обнаружено, что религиозные общины существуют дольше, чем те, что основаны на секулярных идеологиях, таких как социализм (…) Религиозные коммуны предъявляли в два раза больше затратных требований (включая пищевые табу и посты, ограничения в плане материального имущества, брака, секса и общения с внешним миром), чем светские (…) В плане затратной показной религиозности важно то, что количество затратных требований предсказывало долговечность религиозной коммуны и после того, как исследователями учитывался объем популяции и дохода, а также год образования коммуны (…) Наконец, религиозная идеология переставала быть показателем долговечности общины, как только количество затратных требований начинало контролироваться статистически, что позволяет говорить о том, что жизнеспособность религиозных общин вытекает из большего количества затратных обязательств, возложенных на их членов, а не из иных аспектов религиозной идеологии».

Перечитайте последнее предложение. Это не идеология как таковая дарует преимущество; важна затратность ее выражения. В который раз мы отдергиваем занавес, и Господь оказывается экологичной энергетикой, только выписанной затейливым почерком.

Эти выводы не являются неопровержимыми. Большинство исследований относительны, модели находятся в зачаточном состоянии, и так далее, и тому подобное. Однако поток данных широк и быстр, и они указывают на вполне правдоподобную модель:

• Результатом страха и стресса становится ощущение потери контроля.

• Результатом ощущения потери контроля становится повышенная восприимчивость к несуществующим взаимосвязям (Снова Н. и Ш.: «Склонность приписывать природе разумную волю, скорее всего, подкрепила шаблон восприятия, поддерживающий повсеместную веру в сверхъестественные силы»).

• Люди с правыми убеждениями чаще склонны бояться.

• Авторитарные религиозные системы, имеющие в основе своей подглядывающего, следящего Бога, с высокой требовательностью к своим членам и антипатией к чужакам, более сплоченны, менее уязвимы для нарушителей правил и существуют дольше. Они также имеют тенденцию процветать в условиях высокого стресса.

Вот и оно. Объяснение повсеместной популярности Пэйлин. А следующий вопрос будет таким:

«Теперь, когда мы можем объяснить безумие, что нам с ним делать?»

Высокомерная сверхтребовательность любителей счастливых финалов (Журнал Nowa Fantastyka, январь 2019 года)

В прошлом месяце мы говорили о скорби и утрате в свете текущего массового вымирания, устроенного на планете человечеством. А в этом месяце? Давайте поговорим о решениях.

Давайте, однако, не будем рассуждать о них так, как хотелось бы Полиции Надежды. Не будем попадаться в эту ловушку. Вы ее знаете: она до сих пор совсем рядом, даже после того, как полдюжины апокалиптических докладов о состоянии климата приземлились у вашего порога в последние месяцы. Ким Стэнли Робинсон, знаменитый оптимист, настаивает на своем. (Он отказывается называть свой роман о глобальном потеплении, «Нью-Йорк 2140», «апокалиптическим», потому что «это значит конец всему… В случае глобального потепления такого не произойдет, по крайней мере не сразу». Обратите внимание на эту крупицу честности, проглянувшую в последней фразе.) Если хоть кто-то из обычных подозреваемых, требующих, чтобы мы были позитивнее, запел иначе, я этого не слышал.

Аргументы, на случай если вы забыли их за прошедший месяц, примерно таковы: без надежды люди не станут пытаться спасти планету, а переизбыток антиутопий только подкрепит парализующий нарратив безнадеги и мрака. Ведь мы, писатели-фантасты, настолько важные птицы. Мы же обладаем таким влиянием, что можем заразить весь мир своим дурным настроем, можем помешать людям когда-нибудь попытаться все исправить. Недостаточно ткнуть их носом в проблему; наша обязанность – еще и решения им предоставить.