«Конные» успехи помощников меня радовали, но все же я стал подумывать завести себе более резвого конька. Как раз в нашу бригаду приехал молодой тренер, учившийся на алма-атинском ипподроме, а теперь тренировавший лошадей нашего конного завода. С его приездом в бригаде возобновилось обучение лошадей. Я старался не пропускать ни одного случая понаблюдать за работой табунщиков. Меня интересовала краткость приучения лошади к работе под всадником. Случалось, через два-три часа после поимки конь, раньше не знавший узды, был настолько послушен, что табунщик мог отправиться на нем в степь искать отбившихся лошадей. А ведь в армии нормальный курс обучения лошади составляет полтора года, даже в военное время меньше чем за три месяца выездку не заканчивают. Конечно, сравнивать эти школы верховой езды надо осторожно: и задачи, и число навыков, прививаемых лошадям, в них различны [7, 14].
Вопреки общему мнению лошадь отнюдь не умна и не сообразительна. И мир в ее глазах, конечно, выглядит совсем не так, как в наших. Вечерами мы нередко спорили о способностях лошади. Девушек огорч али мои насмешки. Лаская нашего коня, они заглядывали ему в глаза, улыбались, готовы были расцеловать, а я говорил, что кони не различают выражение лица человека, его глаз.
Впрочем, одно свойство у лошадей исключительно — их память. Иной раз, приучая лошадь менять направление, три, четыре раза сопроводишь указание повода прижатием шенкеля, и, смотришь, новичок уже слушается почти одних только шенкелей.
Замечательная память лошади вскоре доставила мне много хлопот. Дав неуку короткую передышку во время заездки, позволив полежать, я потом долго не мог избавить его от дурной привычки ложиться под всадником.
Задумав обучить коня с самого начала, я вместе с Токаем подобрал себе красивого трехлетку, вороного с белой звездочкой на лбу, ноги в чулках. Отец у него был кустанайской породы, мать — джабе. Выезжая на работу в табун, я теперь обязательно находил «своего» жеребчика, косяк, в котором он жил. Молодой жеребец был в приятельских отношениях с серой кобылой — родоначальницей целого клана лошадей. Токай показывал мне в табуне штук десять ее дочерей. Косячный жеребец — напарник серой кобылы — относился к ее роману с «моим» жеребчиком терпимо. По крайней мере удовлетворялся тем, что молодой при встрече со старшим опускал голову и хвост, направлял вперед по-ослиному уши и покорно позволял косячнику себя обнюхать. В конце концов тот заканчивал проверку на лояльность презрительным фырканьем и отходил.
Кобыла относилась к своему молодому компаньону не только дружелюбно — в жару они подолгу вылизывали друг друга, а в свежую погоду стояли рядом, подставляя ветру головы. Она была на удивление терпелива, когда он раз за разом повторял свои попытки вскочить на нее. По неопытности он еще не умел это делать правильно, пытался делать садки сбоку, а то и на голову, если же подходил правильно, то не мог удержаться на задних ногах и быстро съезжал с крупа кобылы.
В один из июльских дней, когда табун пережидал жару, столпившись на террасе над Каратамом, Жылкыбай поймал «моего» вороного. Подождав, пока ему надоест рваться и прыгать, Токай осторожно завел конец другой веревки ему под бабку задней ноги, после чего уже было нетрудно его повалить. Тотчас я сел вороному на голову, не давая поднять ее от земли, а Токай тщательно связал ему ноги. Потом мы надели недоуздок, поверх него уздечку, седло, для верности Токай затянул еще и чересседельный ремень. Все застегивали старательно, на последнюю дырочку. Поводья замотали вокруг шеи, а к недоуздку привязали капроновый фал в палец толщиной, для верности пропустили его еще и в кольцо трензеля, отмерили махов пять свободной веревки и завязали конец ее за хвост укрючного коня. Потом сняли с обучаемого путы и разбежались. Токай — уже верхом на укрючном коне — тронулся вперед, потянул за собой вороного.
Лошади по-разному ведут себя, когда им, уже взнузданным и оседланным, позволяют встать, тянут вслед за укрючным конем. Многие пытаются сопротивляться, упираются, рвутся в стороны, подымаются на дыбы, прыгают козликом, бьют задом и, наконец, устремляются вперед. Обучающий ловит этот момент, старается вовремя потянуть неука за собой, и, как бы тот ни вилял из стороны в сторону, проходит несколько минут, и они уже мчатся по степи, совершая большой круг. Молодой, необученный конь при всем своем неукротимом поначалу норове жирен, невынослив, быстро взмокает, едкий пот заливает ему глаза. Еще немного, и морально он сломлен, стал равнодушен к своей судьбе, подчинился воле человека. У него уже нет сил сопротивляться.
Если круг сделан удачно, на неука тотчас садятся верхом. Со стороны кажется, что трудно, страшно сесть на едва-узнавшего седло коня. Между тем с этим справится даже неопытный наездник, лишь бы умел держаться в седле. И мне не раз приходилось помогать табунщикам.
— Ты тяжелый, вместе с сапогами, наверное, сто килограммов, конь быстро устанет, — говорили товарищи, приглашая помочь им.