«Мой дорогой Учитель, простите, что гружу. Моя проблема в целом Вам известна. Не надо думать ничего плохого. Мой муж — хороший человек. Общительный, отзывчивый, умеет слушать и воспринимать. Он — хороший друг. Я это знала с самого начала, но не знала, где тут впереди беда зарыта. Теперь я понимаю где. Важно не все то, что я Вам перечислила, а то, с кем он общается, кто его друзья, на что он отзывается, кого внимательно выслушивает. Одно дело выслушивать меня — не потому, что я умнее, но потому, что знает: зла ему не пожелаю. А он связался с разными ковровскими людьми, одна семья которых перебралась к нам в Собинку по своим делам или к нему поближе. Фамилия обоих — Выбушкины. Они в Коврове занимались обслуживанием разной техники, но не как Гена, который был со стороны, а были на военной службе: она — старший лейтенант, он — прапорщик, оба уже в запасе. Они оба как ходили всюду, так и ходят в старом затертом камуфляже, и не потому, что нет другой одежды, а для понта, — но не по приколу, а со значением. Он ее называет «Рогнедушка», а она его — никак: надо позвать — зовет: «Эй!». Они оба часто у нас бывают, и она о чем-то со значением молчит и так о чем-то улыбается, что хочется куда-нибудь бежать. Голова ее обрита, но не совсем наголо, как у скинхедов, а со щетинкой на макушке, совсем седой, из-за чего макушка вдвое уже, чем ее лицо, довольно толстое и круглое… И знаете, Учитель, что она мне говорит, когда перестает молчать и улыбаться? Я это записала телефоном на диктофон, теперь здесь переписываю: “Прошу тебя последний раз: если ты любишь мужа, обращайся к нему по-настоящему. Гена, Генка, Геныч — это что такое? Он тебе не Генка и не Гена. Твой муж — воин, воин света. Он суров, а ты должна быть нежной, но и с пониманием. Ты скажи ему соколик или мой орел. А ночью не стесняйся, скажи ему мой богатырь, это его окрылит”… Как хорошо, что я пока что не беременна, а то бы меня вытошнило сразу… А ее Выбушкин, который “Эй!”, все время собирает или разбирает свой списанный “уазик”. Он любит это делать возле нашего крыльца, потому что возле своего крыльца не может: он так гремит, что ему этого сосед не позволяет. Вчера гремел и грохотал — и уронил себе кувалду на ногу или другое что-то, но тяжелое, я не разобрала… На одной ноге прыгает, другую обхватил и на всю улицу орет (Вы извините): “Плеть, плеть, плеть!.. гребаная жизнь!.. Как больно, плеть!.. Ну все, плеть, хватит мне! Пора мочить хохлов!”.