Этот бессмертный

— Как всегда, его сын Питер. Он переводил мальчика из школы в школу пять раз за пять лет. — Ей подали завтрак, и она придвинулась к столу. — И он читает обо всех случаях самоубийства и без конца рассказывает о них.

— С какой целью?

Она пожала плечами и принялась за еду.

— Он никогда не упоминал зачем, — сказала она, снова взглянув на Бартельметра. — Может, он пишет что-нибудь…

Бартельметр покончил с яичницей и налил себе еще кофе.

— Вы боитесь этой его пациентки?

— Нет… Да, боюсь.

— Почему?

— Боюсь симпатической магии, — сказала она, слегка покраснев.

— Под это определение может подходить очень многое.

— Это верно, — признала она. — Мы с вами объединились ради его благополучия и пришли к согласию в том, что именно представляет угрозу. Не могу ли я просить вас об одолжении?

— Можете.

— Поговорите с ним еще раз. Убедите его бросить это дело.

Он смял салфетку.

— Я намерен сделать это после обеда. Я верю в ритуальную ценность спасительных побуждений. И сделать их надо.

«Дорогой бог-отец.

Да, школа прекрасная, лодыжка моя заживает, и с моими одноклассниками у меня много общего. Нет, я не нуждаюсь в деньгах, питаюсь хорошо и не имею затруднений с новым учебным планом. О’кей?

Здание я не буду описывать, поскольку ты уже видел эту мрачную громадину. Окрестности описать не могу, потому что они сейчас под холодными белыми пластами. Бррр! Правда, меня восхищает искусство зимы, но я не разделяю твоего энтузиазма к этой противоположности лета, кроме как в рисунках или эмблеме на пачке мороженого.

Лодыжка ограничивает мою подвижность, а мой товарищ по комнате уезжает на уик-энды домой — то и другое является настоящим благословением, потому что у меня теперь удобный случай взяться за чтение. Что я и делаю.

Питер».

Рендер наклонился и погладил громадную голову. Голова стоически приняла это, а затем перевела взгляд на австрийца, у которого Рендер попросил огонька, и как бы говорила: «Должен ли я терпеть такое оскорбление?» Человек улыбнулся, щелкнул гравированной зажигалкой, и Рендер заметил среди заглавных букв маленькую «ф».

— Спасибо, — сказал Рендер и обратился к собаке: — Как тебя зовут?

— Бисмарк, — проворчал пес.

— Ты напомнил мне другого такого же, некоего Зигмунда, компаньона и гида моей слепой приятельницы в Америке.

— Мой Бисмарк — охотник, — сказал молодой человек, — но здесь нет ни оленей, ни больших кошек.

Уши собаки встали торчком, она смотрела на Рендера гордыми горящими глазами.

— Мы охотились в Африке, в северных и южных частях Америки. И в Центральной Америке тоже. Бисмарк никогда не теряет след. Никогда не промахивается. Он прекрасный зверь, и его зубы как будто сделаны в Золингене.

— Ты счастливчик, что у тебя такой компаньон.

— Я охочусь, — прорычал пес. — Я преследую… иногда убиваю…

— Вы не знаете такой же собаки — Зигмунда, или женщины, которую он водит, — мисс Эйлин Шалотт? — спросил Рендер.

Человек покачал головой.

— Нет. Бисмарка я получил из Массачусетса и не знаком с хозяевами других мутантов.

— Понятно. Ну, спасибо за. огонек. Всего вам доброго.

— Всего доброго.

Рендер зашагал по узкой улице, засунув руки в карманы. Вторая попытка Бартельметра чуть было не заставила его наговорить лишнего, о чем он сам потом сожалел бы. Проще было уйти, чем продолжать разговор. Поэтому он извинился и не сказал, куда идет, — он и сам не знал.

Повинуясь внезапному импульсу, он вошел в лавку и купил часы с кукушкой, бросившиеся ему в глаза. Он был уверен, что Бартельметр примет подарок в правильном смысле. Он улыбнулся и пошел дальше. Интересно, что за письмо для Джилл, с которым клерк специально подошел к их столику в столовой? Оно три раза переадресовывалось и было отправлено юридической фирмой. Джилл даже не вскрыла его, а улыбнулась, поблагодарила старика клерка и сунула письмо в сумочку. Следовало бы кое-что узнать о его содержании. Его любопытство так возбуждено, что она, конечно, пожалеет его и все расскажет.

Ледяные столбы неба, казалось, внезапно закачались перед ним. Подул резкий северный ветер. Рендер сгорбился и упрятал голову в воротник. Сжимая часы с кукушкой, он поспешно двинулся обратно.

Глава 5

Ее кабинет был полон цветов, ей нравились экзотические ароматы. Иногда она зажигала курения. Ей нравилось мочить ноги в теплых лужах, гулять в снегопад, слушать слишком много музыки, может быть, излишне громкой, выпивать каждый вечер пять или шесть различных лекарств (обычно неприятно пахнущих анисовой, иногда — полынной). Руки у нее были мягкие, слегка веснушчатые, с длинными сужающимися к концам пальцами. Колец она не носила.

Ее пальцы снова и снова ощупывали выпуклости цветка рядом с ее креслом, пока она говорила в записывающий аппарат.