Этот бессмертный

Я посмотрел на статую дружища Уитта. Ореол величия покинул его, осознав свою ошибку. Великий человек держал в левой руке очки и глядел на меня сверху вниз с некоторым опасением, вероятно, прикидывая в своих бронзовых внутренностях, не расскажу ли я о нем, не разрушу ли это тяжелое, мокрое и позеленевшее великолепие. Расскажу?..

Пожалуй, я единственный, кто действительно помнит его. Он, в буквальном смысле слова, хотел стать отцом своей новой необъятной страны и старался, не жалея сил. Три месяца он был первым мэром, а в оставшийся двухлетний срок эти обязанности исполнял я. В свидетельстве о его смерти сказано: «Сердечная недостаточность», но ничего не говорится о кусочке свинца, который ее создал. Их уже никого нет, кто был замешан в этой истории, все они давно лежат в земле: испуганная жена, разъяренный муж… Все, кроме меня. А я не расскажу никому, потому что Уитт — герой, а здесь у нас статуи героев нужнее, чем даже сами герои.

Я подмигнул своему бывшему шефу, с его носа сорвалась струя воды и стекла в лужу у моих ног.

Внезапно небо разверзлось. Мне показалось, что я стою под водопадом. Я кинулся к ближайшей подворотне, поскользнулся и едва удержался на ногах.

Минут десять непогода бушевала, как никогда в моей жизни. Потом, когда прошли глухота и слепота, я увидел, что улица (Вторая Авеню) превратилась в реку. Неся мусор, грязь, бумаги, шляпы, палки, она катилась мимо моего убежища. Похоже, что уровень воды поднялся выше моих сапог, и я решил переждать.

Но вода не спадала.

Я попробовал сделать бросок, но с полными сапогами не очень-то разбежишься.

Как можно чем-нибудь заниматься с мокрыми ногами? Я с трудом добрался до машины и поехал домой, чувствуя себя капитан ом дальнего плавания, всю жизнь мечтавшим стать погонщиком верблюдов.

На улице было темно, как вечером, когда я подъехал к своему сырому, но не затопленному гаражу. А в переулке, по которому я шел к дому, казалось, уже наступила ночь. Траурно-черное небо, уже три дня скрывавшее солнце (удивительно, как можно по нему соскучиться), оставляло в полумраке кирпичные стены переулка, но никогда еще не видел я их такими чистыми.

Я держался вплотную к левой стене, пытаясь хоть как-то укрыться от косых струй. Молнии освещали дорогу, выдавали расположение луж. Мечтая о сухих носках и сухом мартини, я завернул за угол.

И тут он на меня бросился, орг.

Половина его чешуйчатого тела под углом в сорок пять градусов приподнялась над тротуаром, вознося плоскую широкую голову вровень с дорожным знаком «СТОП». Он катился ко мне, быстро семеня бледными лапками, грозно ощерив острые смертоносные зубы…

Тут я прерву свое повествование для экскурса в детство, которое как живое встало в этот миг перед моими глазами.

Родился и вырос на Земле. Учась в колледже, первые два года работал на скотоперегонном дворе. Я помню его запах и шумы. И помню запахи и шумы университета: формальдегид в биологических лабораториях, искаженные до неузнаваемости французские глаголы, всеподавляющий аромат кофе, смешанный с табачным дымом, дребезжание звонка, тщетно призывающего в классы, запах свежескошенного луга (черный великан Энди катит свое травопожирающее чудовище, бейсбольная кепка надвинута на брови, потухшая сигарета висит у правой щеки), и, конечно, звон клинков. Четыре семестра физическое воспитание было обязательным предметом. Единственный выход — заняться каким-нибудь видом спорта. Я выбрал фехтование, потому что теннис, баскетбол, бокс, борьба — все, казалось, требовало слишком много усилий, а на палки для гольфа у меня не было денег. Я и не подозревал, что последует за этим выбором. Я полюбил фехтование и занимался им гораздо больше четырех обязательных семестров.

Попав сюда, я сделал себе трость. Внешне она напоминает рапиру, только больше одного укола ею делать не приходится.

Свыше восьмисот вольт, если иметь неприметную кнопку на рукоятке…

Моя рука рванулась вперед и вверх, а пальцы при этом нажали неприметную кнопку…

И оргу настал конец.

Какой-то звук вырвался сквозь бритвенные лезвия рта, когда я прикоснулся к его мягкому животу и отвел руку в сторону — что-то между писком и вздохом, и орга не стало.

Я выключил трость и обошел труп. Подобные создания выходят иногда из раздувшейся утробы реки. Помню еще, что оглянулся на него три раза, а затем включил трость и не разжимал пальцы до тех пор, пока не запер за собой дверь дома и не включил весь свет.

Да будут наши улицы чисты от оргов.

Суббота.

Дождь. Кругом сырость.

Всю западную часть города отгородили мешки с песком. Они еще сдерживали воду, но кое-где уже текли песочные реки.

К тому времени дождь явился непосредственной причиной смерти шести человек.

К тому времени уже были пожары, вызванные молниями, несчастные случаи в воде, болезни от сырости и холода.

К тому времени мы уже не могли точно подсчитать материальный ущерб.

Все были уставшими, раздраженными, мокрыми и несчастными, включая меня.