Этот безумный, безумный мир глазами зоопсихологов

То ли дело наши исследовательские институты, где подчас за один стол приходится усаживать двух, а то и трех научных сотрудников. И это — в антисанитарных подвалах, арендуемых в каком-нибудь ЖСК. Попробуй, не разругайся!

После всего здесь сказанного читателю, вероятно, станет ясно, как труден подбор, например, экипажей для орбитальной станции «Мир» и даже самых обыкновенных малотоннажных судов с длительными рейсами.

Конрад Лоренц вспоминает: в Советском лагере для военнопленных офицеров Вермахта все его соседи по бараку перезнакомились и сперва очень, вроде бы, подружились. Но теснота была ужасна, быт не поддавался никакому описанию, и по прошествии короткого времени начались склоки, ссоры, а потом уж и конфликты, перерастающие чуть не в мордобой. Иные люди готовы были придушить друг друга. Тут-то Лоренц сам дошел как-то до того, что… «побил» какую-то канистру из-под карбида, а потом придумал повесить ее у входа в барак, чтобы желающие могли с ней боксировать. Вроде, помогало.

Японцы используют для аналогичной разрядки резиновую куклу администратора, так, по крайней мере, рассказывают у нас. Это, однако, детали. Интереснее другое. Все иностранцы, побывавшие в сверхперенаселенной стране «Восходящего солнца» обращают внимание на контраст: в метро и на переполненных улицах японец мчится, никого и ничего не замечая, часто толкается, пускает в ход локти, словом, ведет себя довольно по-хамски. Но вот на мостовой, проезжей части, повстречались два знакомых и церемоннейшим образом друг с другом раскланиваются. Вежливость со знакомыми там, прямо-таки, выходит за рамки здравого смысла. На работе — церемонные поклоны, крайняя вежливость в речах и своеобразные чисто японские проявления все той же извечной иерархии (о ней мы говорили раньше).

Заметим. У одного из авторов этой книги (Ю. А. Л.) за плечами, как говорится, шестнадцать лет работы на одной из северных биологических станций. Там можно было всегда наблюдать следующее явление. Даже люди, дружившие между собой в городе, в условиях полугодовой экспедиции стремились держаться друг от друга подальше, сравнительно меньше общались, а если начинали сближаться, это редко кончалось добром. Вскоре возникал конфликт, и прежние лучшие друзья часто превращались в злейших врагов, пусть даже на время.

Мораль: в замкнутом коллективе его членам лучше сохранять между собой некий «пафос расстояния», воздерживаться от излишне откровенных бесед и частых совместных трапез, особливо же — с возлияниями, после которых так и подмывает «резать правду матку». Неосмотрительно поддерживать беседы, в которых кто-то «поливает» своих сотоварищей за глаза. И упаси Бог разбиваться на обособленные компании — «мы такие, вы сякие» — все это — надежный путь превращения коллектива в гадюшник.

Служба — самое неподходящее место для частных бесед по телефону, если в них ваша речь состоит не из одних только междометий типа: «ага», «мм», «угу».

Окромя того, неосмотрительно отвлекать людей от работы болтовней. Это не только вредит делу, но и не сулит ничего хорошего самому любителю поболтать: можно нарваться на скандал.

И еще совет: если уж заводить друзей в своем учреждении, то, пожалуй, лучше — в соседнем отделе или из числа тех, с кем непосредственно связывает совместный труд, а потому ежедневное общение все равно неизбежно. Наконец, если в вашем коллективе завелась пьющая компания, а вы не пожелали в нее влиться (что вполне разумно), она неизбежно настроится агрессивно по отношению к вам, и рано или поздно это может завершиться для вас большими неприятностями, если вы не изыщете какой-нибудь очень уж благовидный предлог вашего неучастия («больная печень» и тому подобное.) — Прописные истины, но с ними редко считаются.

На Западе несравненно опаснее, чем у нас, упоминать всуе имя начальника. Там сослуживцы обычно относятся друг к другу гораздо холоднее и сдержаннее, чем у нас, но зато взаимно вежливы. Хорошо это или плохо? Открытый вопрос.

6.3. Окопное братство

Удивительный парадокс нашего поведения. В коммуналке люди готовы «перегрызть друг другу глотку» вообще ни за что. И те же самые люди замечательно солидарны друг с другом в гораздо худших условиях студенческих «общаг», рыболовецких артелей, геологических партий, туристических и, особенно, альпинистских групп. Классический пример: воспетая столь многими военными писателями солдатская дружба, окопное братство. Никакая коммуналка по неудобству жизни не сравнится с грязными окопами, не защищающими от снега и дождя, вражеских бомб и снарядов. Чем же объясняется то, что люди здесь, подавляющее их большинство, не грызутся между собою из-за мелких житейских благ, а, напротив, готовы, рискуя жизнью, постоять друг за друга, выносят раненых с поля боя, делятся последним? Это те же самые люди! Почему же их словно подменили?