Этот день Победы. Ветераны Челябгипромеза в Великой Отечественной войне

И все, как один, сказали они:

Скорее смерть испугается нас, чем мы смерти.

Не забыта голодная, лютая, темная

Зима сорок первого — сорок второго,

Ни свирепость обстрелов,

Ни ужас бомбежек в сорок третьем.

Вся земля городская пробита.

Ни одной вашей жизни, товарищи, не позабыто.

Под непрерывным огнем с неба, с земли и с воды

Подвиг свой ежедневный

Вы совершали достойно и просто,

И вместе с отчизной своей

Вы все одержали победу.

Так пусть же пред жизнью бессмертною вашей

На этом печально-торжественном поле

Вечно склоняет знамена народ благодарный,

Родина-мать и город-герой Ленинград!

Эти гордые слова, выбитые на граните стальным резцом времени, написала сквозь горькие слезы невозвратимых потерь перестрадавшая всю блокаду женщина, вмерзшая душой своей в её неповторимый лёд — Ольга Берггольц.

Какую бы операцию ни готовил Гитлер — под Москвой в октябре-декабре 1941 года, на юге — летом 1942 года — он никогда не забывал о Ленинграде. Тот стал для него проклятием, злым роком, символом крушения его планов.

Те, кто был убеждён, что характер человека, его воля способны победить физический недуг — были подавлены собственной слабостью, одышкой, непослушанием опухших от голода ног. Невозможно было примириться с тем, что от куска хлеба, тарелки дрожжевого супа и нескольких ложек каши зависит способность активно работать. Это унижало. Порождало чувство неприятия к самому себе.

«Женщина Ленинграда! К тебе обращается немецкое командование.

Миллионная немецкая армия плотным кольцом окружила Ленинград. Вы отрезаны от мира. Вы обречены. Страшный голод вошёл в твой дом. Пожалей же своих детей, бедная, исстрадавшаяся мать, пожалей их! Требуй от властей немедленной сдачи города немецкой армии. Сопротивление бесполезно. Если ты не сдашь город — на твоих глазах умрут твои дети, твой муж, умрёшь ты сама. Пожалей же своих детей. Сдавайся!» — одна из гнусных листовок, которые немцы разбрасывали с самолётов над Ленинградом.

До декабря 1941 года в Ленинграде ходили трамваи. Потом они стояли прямо на улицах — электричество отключили внезапно, и трамваи не доехали до депо.

В театрах блокадного Ленинграда шли пьесы «Русские люди» Симонова, «Фронт» Корнейчука, «Нашествие» в театре Комиссаржевской. Когда гас свет, зрители включали фонарики и освещали сцену.

Воздушная тревога — все шли в убежище, а после отбоя все возвращались на свои места и спектакль продолжался.

Весна 1942 года. Никто не верил, что город можно убрать. Почти три недели с конца марта продолжался субботник в Ленинграде — освобождались от сугробов, державших город в своих холодных объятьях почти пять месяцев.

И кого только не было на улицах! И домашние хозяйки, и школьники, и учёные, и доктора, и музыканты, старики и старухи. Этот с ломом, тот с лопатой, у той метла, детские саночки. Иные чуть ноги волочат. Впрягаются человек пять в детские саночки — и тащат, тащат. Находили в этих сугробах и непохороненных, ковыряли их немощными руками... И так хорошо город убрали! Кроша лёд, люди считали, что разбивают оковы проклятой блокады... И вот радостно зазвенел первый трамвай...

5 апреля 1942 года Гитлер подписал «Директиву № 41» — план второго «молниеносного» похода против СССР.

В этом плане упоминался город, до сих пор мало кому в Германии известный, — Сталинград.

В Германии была объявлена мобилизация. Из Западной Европы на Восточный фронт были переброшены войска. Это был план-реванш за зимние неудачи.

В это время Ленинград превратился в город-крепость. Из категории эмоциональной в категорию инженерную. Новый командующий Говоров проинспектировал все ленинградские укрепления и многими был недоволен. Необходимо было создать мощную систему обороны внутри города. И опять была объявлена мобилизация — 50 тысяч ленинградцев пошли на строительство этих укреплений. И это после всего того, что перенесло население зимой.

Но иного выхода не было. Были основания думать, что враг вновь намерен штурмовать Ленинград.

После взятия Севастополя, выстоявшего 8 месяцев, армия генерал-фельдмаршала Манштейна вместе с тяжёлой артиллерией особой мощности была переброшена под Ленинград. Приказ был отдан в конце июня, с тем, чтобы к сентябрю 1942 года захватить наконец Ленинград.

Провожая Манштейна к новому месту службы, «к месту нового подвига», Гитлер говорил ему:

— Петербург задыхается в блокаде, его население околевает от голода...

Потом крикнул: