Этот мир не выдержит меня. Том 2

Теперь «счастливчик» должен был стать орудием в руках властей и преследовать тех, на кого укажет руководство. А чтобы бывший преступник случайно не вернулся к прежним развлечениям, его заковывали в специальные магические «оковы» — невидимые и похожие на те «цепи», которыми благородные чародеи привязывали к себе крепостных крестьян.

«Оковы» эти, в теории, не позволяли раскаявшимся врать, предавать и нарушать закон, превращая душегубов и насильников чуть ли не в ангелочков. По задумке они, наверное, даже матом ругаться не могли, а всё свободное время должны были посвящать размышлениям о прекрасном и переводу старушек через дорогу. Однако жизнь, как всегда, внесла в теоретические выкладки свои коррективы.

Выяснилось, что раскаявшиеся, превращённые в образец морали и нравственности, почему-то не могли эффективно выполнять свои прямые обязанности. Для борьбы с врагами Императора и его наместников требовался человеческий материал совершенно другого качества, а не эдакие имперские «Тимуровцы», патологически неспособные к оперативной работе.

В общем, «оковы» слегка ослабили, и бывшие преступники перестали походить на святых. Однако кое-что осталось неизменным — ни один из раскаявшихся не мог нарушить клятву, связанную со способом его неудавшейся казни.

— Интересно, — произнёс я, когда Марк закончил свой короткий рассказ. — И много таких раскаивающихся?

— Немного, — пожал плечами разведчик. — В Империи прочные верёвки и крепкие топоры, поэтому редко кому везёт уйти живым с эшафота... Да и сам ритуал очень опасен и сложен — его может провести только сильный властитель цепей, а мастера с подобным даром встречаются нечасто.

Полезная информация. Про такую колдовскую специализацию мне пока слышать не доводилось.

— Что будет, если раскаявшийся попробует навредить тем, кому обещал защиту?

— Он умрёт.

Почему-то я так и думал. Смерть здесь являлась универсальным ответом на любой вопрос.

— Можно каким-то образом обратить это «раскаяние»?

— Насколько я знаю — нет.

— Почему тогда здоровяк кашеварит в трактире, вместо того, чтобы гонять негодяев?

— Понятия не имею, — честно ответил разведчик и добавил: — Но ты можешь узнать у него сам...

Марк указал на трактирщика, который вышел из кухни с двумя дымящимися плошками в руках и потопал к нашему столу. Он двигался не очень уверенно, но многие другие, получив такой удар, не смогли бы ходить вообще. Разве что под себя.

Следом за гигантом вприпрыжку скакал Клоп — мальчуган, видимо, не собирался оставлять отца даже на секунду. Оказавшись рядом, он недовольно посмотрел на меня и незаметно высунул язык. Похоже, пацанёнок всё ещё обижался из-за вывернутой руки.

— Жратва, — сообщил трактирщик, поставив миски на стол. Затем он с трудом опустился на лавку и протянул нам пару деревянных ложек, вытащенных из кармашка передника. — Налетайте.

Я с сомнением поглядел на густое и не самое аппетитное варево — несмотря на рассказ Марка, у меня не было уверенности в том, что еда не отравлена. Кроме того, тёмно-зелёная жижа, в которой плавали непонятные белёсые кусочки, могла и без капли яда представлять серьёзную угрозу для организма. Эта похлёбка выглядела как оружие массового поражения, хотя пахла, стоит признать, весьма неплохо.

Разведчик не стал тратить время на лишние раздумья — попробовав немного, он принялся работать ложкой с завидной скоростью. Похоже, на вкус варево оказалось куда лучше, чем на вид.

— Не бойся, — усмехнулся здоровяк, заметив мои сомнения. — Или ты не веришь клятве раскаявшегося висельника?

Я пожал плечами и придвинул плошку — чрезмерная подозрительность иногда только вредит. Вопреки расхожему мнению, отравить пищу не так просто — нужен либо специальный яд высокой концентрации, либо конская доза какого-нибудь заурядного токсина. Первый вряд ли можно достать в провинциальном городке на окраине Империи, а второй настолько изменит вкусовые качества блюда, что я сразу замечу неладное.

В общем, дальше тянуть не имело смысла. Зачерпнув половину ложки, я быстро, как лекарство, проглотил неаппетитную жижу и прислушался к ощущениям. Удивительно, но столь неприятная на вид еда оказалась весьма недурна на вкус. Соскучившись за несколько дней по горячей пище, я смолотил всю порцию без остатка буквально за полминуты.

— Спрашивай, — с довольной улыбкой произнёс здоровяк, когда с похлёбкой было покончено. — О чём хочешь. Хотя все всегда спрашивают об одном и том же.

— Да? И о чём?

— Правда ли, что я ничего не помню о жизни до ритуала? Правда ли, что я отправил на казнь тысячу человек? Правда ли, что я получил вольную от самого Императора?

Честно говоря, меня не особо волновали подробности биографии трактирщика, однако он явно непросто так поднял эту тему. Ему хотелось рассказать о себе, и я не стал уводить разговор в другое русло, чтобы не рушить контакт.

— И что ты обычно отвечаешь? — спросил я, изобразив заинтересованность.

— Говорю, что всё это правда. Хотя на самом деле всё это ложь.

— Вот как?