Этот охотник из Лисьих Лапок

– Какое интересное, емкое и мудрое выражение, господин Лю. – Девушка прижалась теснее. – Я сыграю вам на лютне – и ваше сердце успокоится.

Оставалось только отблагодарить за такую заботу. В конце концов, я так и не продемонстрировал Маре своих умений в иглоукалывании, а после дня в седле снять боль в одной интересной части тела – наипервейшая задача! К тому же утверждают, что лицезрение этой части тела красивых девушек успокаивает мужское сердце не хуже, чем игра на лютне!

Мара, которой я привел свои умозаключения, подумала и согласилась, признавшись, что с удовольствием поменяет музыкальную паузу на лежание на пузике многострадальной попкой кверху… Заодно робко попросила не заходить дальше обычного иглоукалывания… или хотя бы не переворачивать ее, попку, вниз.

* * *

А вот Ри-Линь Шихонг не только не удостаивала меня взглядом, но и старалась держаться от меня и от Мары на максимально возможном расстоянии. И, поскольку она была в «обслуге» каравана, то с легкостью достигала этой цели.

Не то, что бы я искал разговора с ней – мы оба всё прекрасно понимали – но все равно было неприятно и обидно. Еще и этот комплекс неуместной вины – я-то, в отличии от нее, каждую ночь уединяюсь в одной палатке с ослепительно красивой лютнисткой… и мы там не только спим, о чем прекрасно осведомлены все в караване. Страшно представить, что бы чувствовал я, если б ей (чисто по «работе», да-да) нужно было уединяться в палатке с каким-нибудь мужчиной. На моих глазах.

Я бы точно взбесился. А она еще и неплохо держится! Профессионалка, блин…

(Думать о том, что Шихонг немного плевать и на самом деле она – циничная и хитрая спецслужбистка, не испытывающая к «объекту», по которому «работала», никаких чувств – не хотелось категорически).

* * *

Это был четвертый вечер. До границы провинции Увзан оставалось один-два дневных перехода. Лагерь давно был разбит, в чанах на кострах готовился походный ужин. Ну, это у нас, простых людей – будет походный ужин, а у высокорожденных – стульчики, раскладные столики, скатерочки, тарелки, чашки-кружки.

А пока ужин готовится – время вечернего урока стрельбы из лука.

Парень, действительно, любит «качаться». Гвоздил мишень стрела за стрелой. Тупо, на протяжении часа, отведенного на занятие. Не разносить мишень вдребезги он тоже научился быстро – за один урок. Теперь учился стрелять не только мощно, но и точно. С этим было хуже, но – черт возьми! – укладывать стрелы в цель размером с ладонь с сорока шагов уже на третьем уроке… что вам еще надо-то, а?!

Мы сидели рядочком. Луноликая, «Ма-попки», «шушанчик», я, Мара. За спиной тенью нависала Ри Сахон. Она разливала нам чай. В том числе и этому ничтожному Лю Фану. Отравления или каких-нибудь других ее токсикологических экспериментальных каверз я не боялся – она слишком профессиональна для того, чтобы смешивать личное и служебное. Сейчас шла «операция», и для удовлетворения личных хотелок, демонстрации каких-то приязней-неприязней места не было.

А ведь, действительно, это классно: сидишь, пьешь замечательный чай и наблюдаешь, как кто-то корячится…

– Выпускающая рука – хорошо. Почти идеально. Удерживающая – плохо. Не надо «душить» лук! Он, знаешь ли, мой! Просто позволь ему работать, не мешай…

… и вставляешь свои умные едкие замечания.

Девушки уже не косились на меня испуганно или удивленно – к моему стилю общения с Шу Ливеем привыкли. К тому же – не забываем – это же сам «мастер Лю»! В этом мире мастер даже Императору нахамить может, если того вдруг, пусть и на время, угораздило стал учеником мастера. Легонько и по делу нахамить. Но может – окружающие испугаются, но поймут. Император – разозлится, затаит обиду (а может и не затаит), но тоже поймет.

Ливей молча и сосредоточенно кивнул, доставая из заплечного колчана новую стрелу. Вот стрелы, кстати, были не мои, а из арсенала Шу. Как и ожидалось – дорогие и великолепные. Их даже держать было приятно – лакированные белым лаком, с росписью серебром у хвостовика… А сам хвостовик – из металла! Каждая стрела – произведение искусства. Эх!

Мара вдруг судорожно сжала мою ладонь.

А возле ствола дерева, к одной из толстых веток которого был подвешен мешок с мишенью, что-то зашебуршало и зашевелилось.

– Стрелу – в воздух! В воздух! – Закричал я, вскакивая.

Все заголосили одновременно:

– Брат, нет! Не стреляйте, господин Шу Ливей! – И все такое…

Только Мара молчала, продолжая напряженно, чуть ли не до боли, сжимать мою кисть…

Шу Ливей меня не разочаровал. С ухмылкой чуть-чуть опустил уже натянутый лук и послал стрелу в сгусток темноты под деревом.

Уже подбегая к дереву я знал, что стрела попала во что-то живое – звук был таким… характерным. Неоднократно такой звук слышал, когда ходил с отцом на крупного зверя. Глухой чавкающий и очень приятный для охотника звук попадания стрелы в добычу.

А подбежав, увидел, во что попал Ливей…

Под деревом неподвижно лежал небольшой медведь, почти медвежонок. С торчащей из бока белой красивой отлично сбалансированной стрелой. Крови под ним не было – земля легко ее впитывает.

Глава 15