– Защитное поле? Понятно. Одни читтеры вокруг! – Я вздохнул. – Все умеют делать защитное поле, прыгать на дохрена метров, изучать за один урок техники, на которые у нормальных охотников уходят недели, месяцы и годы… Вот скажи, в чем справедливость, брат, а?
Медведь никак не «прокомментировал» мои слова и, разумеется, на вопрос не ответил, продолжая не очень довольно сопеть.
– Значит так, косолапый! Я сейчас сделаю два ма-а-аленьких надреза возле раны… Стой! Куда пополз?! Не дергайся! Действительно маленьких. Надо обезболивающее засыпать. Ты ж большой мальчик – неужели пару укольчиков не выдержишь?
Зверь снова фыркнул. Настороженно-утвердительно.
Я промыл лезвие антисептиком и аккуратно сделал надрезы. Зверь не дернулся.
– Молодчина, пацан! – Я осторожно потрепал его по холке. – Настоящий мужиГ! Теперь засыпаю обезболку… И минут десять спокойненько ждем, когда подействует…
Нужно отдать медведям должное, появление Самого Главного и Важного они организовали только после того, как я извлек стрелу (местный анальгетик, оказалось, все-таки действует на медведей! Ну, или на волшебных медведей – косолапый отрицательно мотнул башкой, когда я с вопросом осторожно пошевелили стрелой в ране), промыл рану, засыпал антисептиком, перевязал косолапого и дал испереживавшемуся зверю попить из своей фляжки.
Вот только тогда вдруг появилось ощущение, что на плечи сел кто-то не просто огромный, а гигантский… и свесил ножки. Я как раз выпрямился и вешал флягу на пояс… Флягу выронил, а сам с трудом удержался на ногах – такой тяжестью меня придавило.
Полянку заволокло туманом. Не густым, но зловещим. Тем самым, который волшебный и в который лучше не попадать. Только какой-то цвет у него красноватый. Хотя, в состоянии «ночного зрения» отвечать за точность определения цветов затруднительно. По туману пробегали искорки, сполохи… ну, и прочая светомузыка.
Тяжесть давила, как ей и положено, сверху вниз, но вот каким-то иррациональным чувством я знал, что источник этой тяжести находится сзади, за моей спиной.
С трудом развернулся.
Медведь. Очень большой. Морда – где-то на уровне моей груди. Черная шерсть и две маленьких черных бусинки глаз. Сзади возмущенно что-то тявкнул «раненный», и давление медленно уменьшилось… до сносных величин.
Но давление было уже не нужно. Я опустился на правое колено и уперся кулаком в землю, склонив голову.
– Здоровья и плодовитости твоему выводку, Хозяин… – И торопливо поправился. – Хозяйка Леса.
Чуть не косякнул! Медведи в этом отношении весьма чувствительны к правильному упоминанию своего пола. Какие-то их видовые заморочки.
– И тебе, маленький охотник. – Неожиданно молодым женским голосом ответила медведица. – Как идет твоя охота?
Чем она там говорит – понятия не имею. Точно знаю, что у медведей нет речевого аппарата. Одно слово – волшебный зверь. А голос… приятный женский голос. С легкой вполне себе сексуальной хрипотцой – закрыть глаза, отвернуться и наслаждаться грудными бархатистыми обертонами.
– Благодарствую, Хозяйка. Охота идет успешно. Добычу я загнал – осталось ее взять. («Угу… самое трудное осталось. Начать и кончить, как говорится»)
– Для нас это была тоже интересная охота… Концепция, во всяком случае, весьма любопытная. Ты там, кстати, как? Уже отдохнул в этой своей странной позе? – Голос стал насмешливым. – Может быть тебе удобнее все-таки на двух ногах? Вы ж, как-никак, прямоходящие приматы!
Медведица с чувством юмора? Да еще и с обширным словарным запасом? Справедливости ради, могло быть и хуже. Я поднялся на ноги и с независимым видом стал отряхивать колено. Под тем же насмешливым, но все еще тяжелым взглядом.
– Ханочка, ты так и будешь там валяться? Вставай быстрее, девочка! А то простудишься! Земля холодная – мальчик же тебе сразу сказал!
Ой-ёй-ёй… это, выходит, я девочку все это время мальчиком называл?! Еще и анекдоты ей похабные травил, отвлекая, пока стрелу из раны вытаскивал. Ну, ты и баран, молодой охотник Лю Фан! Считай, одну обиженную на тебя медведицу ты себе заполучил!
Сзади зашуршало, и мимо с независимым видом протопала начинающая медведица. Мимоходом стукнулась башкой о бок большой медведицы, тут же была внимательным образом осмотрена и обнюхана. Особое внимание было уделено повязке.
– Фу! Вонища-то какая! Снимай сейчас же!
– Мама! – Возмущенный девичий голос.
Она еще и говорить умеет. А когда я ее перевязывал – фыркала и хрюкала. Хоть бы слово сказала, засранка! Вот же…!
– Снимай!
– Но тут же мужчина!
– Он уже всю твою попу облапал, общупал и обнюхал. Если б еще и облизал – мне впору было бы о будущих внучатах задуматься!
– Мама!
– Снимай, кому сказала!
– Но там же рана. Она открыться может!
– Да? Странно. По моим расчетам уже должно было затянуться. Что-то я упустила в твоем обучении… надо будет поговорить с наставником Ба о пересдаче курса «Практической саморегенерации».
«Практическая саморегенерация»? Если задуматься о смысле, то звучит весьма… грозно. Даже как-то… по-мазохистски.
– Мама!
– Сни-май! – По слогам повторила большая медведица.