Этот свет

Смотритель распахнул дверь, оставшись на пороге.

– Прошу не опаздывать на занятия, Фриц, – проговорил он. Когда Ален проходил мимо него, он внезапно схватил его за руку и остановил, заставив вздрогнуть и напрячься. Тут же Берг почувствовал, как твердые пальцы пробежали по его позвоночнику от середины до шеи, по пути наткнувшись на лопнувший бугорок.

– Ты быстро развиваешься, – улыбнулся Павлик. Но лицо его словно окаменело, замкнувшись, и Бергу стало очень неуютно.

– Чесалось очень, вот и расцарапал, наверное, – виновато сказал он.

– Бывает, – расслабился смотритель. – Что ж, тем быстрее ты сможешь стать полноправным кадетом.

Он отстал от новорожденного и быстро зашагал обратно.

Ален бесшумно прикрыл дверь и осмотрелся. Новое жилище сильно уступало в обстановке комнате Мари – тут было так пусто и голо, что стало понятно, почему в здании так тихо. Заняться здесь было решительно нечем: узкая металлическая кровать не манила, кривой стул внушал сомнения в своей прочности, и даже подоконник, откуда можно было бы наблюдать за жизнью двора, пересекала широкая трещина, отчего сидеть на нем тоже не хотелось.

Ален распахнул дверцу поцарапанного шкафа и увидел кадетскую форму: заляпанные кровью брюки с потертой фибулой на поясе и рубашку черного цвета. Однако на ощупь он определил, что эти тряпки все же вымачивали в воде и сушили, прежде чем положить сюда. Поэтому Берг скинул халат и переоделся, поеживаясь от прохлады. Часы он поместил в единственный целый карман штанов: они показывали пять. Судя по всему, вечера, если считать Законнорожденных нормальными людьми, спящими по ночам.

Только выйдя на середину комнаты, он обратил внимание на скрытую углом шкафа доску в рамке, покрытую пыльным стеклом. Она висела на стене – разумеется, криво, поскольку иначе и быть не могло.

“Памятка кадету. Правила общежития”, – прочитал он коряво выцарапанные буквы. “Я понимаю письменную речь! – хмыкнул Ален. – Удивительное дело. Только родился, а знаний хоть отбавляй. О каких занятиях говорил этот странный Павлик? Узнать бы расписание”. Он нежно сдернул памятку с гвоздя и улегся на кровать головой к окну; та скрипуче зашаталась. Подушки почему-то не было, как не заметил он и простыней – голый матрас покрывало лишь тонкое, местами просвечивающее одеяльце.

“Кадет обязан:

1. Поддерживать вверенную ему мебель, а также прочее имущество, в целости, а при необходимости чинить его”.

Берг недоверчиво оглядел обстановку, пытаясь отыскать целые предметы мебели, однако потерпел неудачу и вновь обратился к памятке.

“2. Уважать труд обслуживающего персонала: кастеляна, вахтера, водоноса и проч. согласно штатному расписанию Обители.

3. Соблюдать тишину после установленного администрацией срока.

Кадету запрещается:

1. Ломать вверенную ему мебель, а также причинять прочий имущественный ущерб Обители.

2. Препятствовать обслуживающему персоналу: кастеляну, вахтеру, водоносу и проч. отправлять их служебные обязанности.

3. Производить шум после установленного администрацией срока.

Кадет имеет право:

1. Использовать мебель и прочее вверенное имущество по назначению, а также производить его квалифицированный ремонт по мере возникновения необходимости.

2. Обращаться за помощью к обслуживающему персоналу: кастеляну, вахтеру, водоносу и проч., если просьба не выходит за рамки их служебных обязанностей.

3. Производить шум до и соблюдать тишину после установленного администрацией срока”.

Немного ниже жирными буквами было выцарапано: “Примечание. По всем спорным вопросам обращаться к дежурному смотрителю Обители”.

На всякий случай, чтобы уметь пересказать памятку, Ален повторил про себя три ключевых слова, наиболее часто встречающихся в тексте: мебель, персонал и шум. Можно было повесить доску на место, но он зачем-то перевернул ее и был вознагражден. На ее обороте поколениями кадетов были оставлены разнообразные комментарии к правилам общежития и просто мудрые мысли, пришедшие к ним во время раздумий над бытием. Там было накарябано: “Долой повальную инвентаризацию и бездушный учет!”, “Кастелян Прокл – геронтофил”, “Коль живешь среди людей, песни пой и стрелы сей”, “Глядел сегодня на потолок и остался этим доволен”, “Починял сегодня стул и остался им недоволен”, “Феликс + Тутти =?”, “Жизнь хороша!”, “Стрела тебе в зад” и “Кто прочел эти слова – тот пустая голова”.

Раздосадованный последней надписью, Ален вскочил с кровати и повесил доску обратно, лицевой стороной наружу. Инструмента, чтобы оставить память и по себе, у него не было. Кроме того, Берг понимал, что пока не набрался достаточного опыта, чтобы присоединиться к предыдущим жителям комнаты: ничего дельного на ум не приходило.

В коридоре вдруг раздались приближающиеся шаги. Ален замер, боясь пошевелиться, но идущий все же выбрал именно его комнату. В щель проникла узкая волосатая голова, уперлась взглядом в окаменевшего в метре постояльца и от неожиданности ударилась ухом об косяк.

– А! – крикнул гость и в злобе на свою неловкость распахнул дверь. На пол свалился ворох белья, и Ален поспешил прийти посетителю на помощь.