Эуштинская осень

Назавтра Сашу долго не отпускали. Зизи придумывала всё новые и новые забавы, Анна вздыхала, Прасковья Александровна уставляла стол явствами и напитками, и даже малышки пытались вовлечь его в свои игры, перетягивая внимание. Александр немало выпил, перецеловал всех барышень и насилу вырвался из Тригорского, пообещав не забывать и вернуться как можно скорее. Уже в сумерках коляска выехала в Михайловское. Со вчерашнего дня погода сильно испортилась. Дул зябкий северный ветер, хлеща по лицу мелкой снежной крупой. Пушкин кутался в плащ и дремал. Вдруг кучер закричал матом, коляска резко вильнула и чуть не завалилась на бок. Александр подскочил, озираясь.

– Что ты такое творишь? – вопросил он возмущённо.

– Глядите, барин, – показал рукой Пётр. – Сидит как ни в чём не бывало! Вот свинья какая!

– Где свинья? – спросонья не понял Саша. – А, заяц? Что?! Опять этот заяц?!

– Тот или другой, не могу знать, Александр Сергеевич, – серьёзно ответил кучер, успокаиваясь. – Да только сиганул прямо под колёса, чуть не перевернулись! А теперь сидит, будто здесь ни при чём. Жаль, ружьишка-то нет.

Под кустом вдали от дороги действительно сидел заяц, отчётливо выделяясь своей белой шубкой на фоне тёмных ветвей и жухлой травы.

Пушкину захотелось перекреститься.

Приехав домой, он бросился к няне.

– Вернулся, голубь мой? А мы уже заждались, – со значением сказала она, но Саше было не до того.

– Мамушка! – по-детски воскликнул он, хватая её за руки. – Мамушка! Я видел зайца! Два раза – по дороге туда и обратно. Какие неприятности меня ждут?

– А вот такие! Отец игумен вечером заходил, спрашивал тебя. Хотел звать куда-то на той неделе. Я ответила, что, мол, в Псков барин собирался и сейчас отсутствует, а если передать чего – я передам. А тут Никита Тимофеевич заходит с сундучком. Святой отец как накинулся на него с расспросами: куда, зачем, по какому делу? Никита сперва отвечал, как велено, потом запутался, стушевался, насилу отвязались мы. Дядька твой так расстроился, что второй день тоску заливает. Не знаю, сможет ли ехать. Хоть сама с тобой езжай! Нет надёжных людей вокруг тебя, золотой мой. И ведь если б правда в Псков собирался! – продолжала она, не дождавшись от Саши ответа. – Не ведаю, что понял святой отец, но я-то всё про тебя знаю. Как будто мало барышень в Тригорском! Ну ладно, ладно, не серчай, батюшка, дело молодое. Но душа неспокойна у меня!

Саша и не думал сердиться. Он сперва испугался визита игумена, ведь доложит же, что без разрешения куда-то собрался, пусть даже и в Псков. Потом расстроился, что придётся, возможно, ехать одному, без дядьки. А через мгновенье пришла новая безумная мысль.

– Мамушка, Аринушка, поедем со мной! Ведь права ты, я не в Псков, в Петербург направляюсь, не знаю, надолго ли. У Оли погостишь, она наверняка соскучилась, а потом вернёмся вместе – или останемся тоже вместе. Царь милостив!

– Вот удумал! – всплеснула Родионовна руками. – Стара я, как твой заяц, туда-сюда скакать! Ещё и накажут нас обоих, за своеволие. В мои-то годы! – она раскраснелась от волнения.

– Ну хорошо, хорошо, пошутил я, – сдал назад Александр. – Не переживай так только. Давай лучше чаю выпьем.

– Пошутил! В мои-то годы! – всё повторяла старушка, собирая на стол.

А Пушкин думал, что мысль была не так уж плоха – Арина Родионовна могла стать пропуском на всех заставах, её доброжелательность и благодушие застили бы глаза любым проверяющим.

Проснувшись на следующий день, Саша надеялся, что проблема с дядькой отпадёт сама собой. Выспится человек, протрезвеет. Вчера, увлёкшись разговором с няней, Пушкин легкомысленно поленился пойти искать Никиту Тимофеевича. Но утро принесло дурные вести.

Арина Родионовна пришла мрачнее тучи, чернее кофия на подносе в её руках.

– Никита болен, – без обиняков бросила она, расставляя посуду на столе. – Горячка. Бредит, на людей кидается, ревмя ревёт. Мужики заперли его в сарае, чтоб проспался. Надеюсь, не обморозится там, – она подняла взгляд на Сашу. – Тебе нужен надёжный человек. Возьми Архипа Кирилловича. Он, как узнал, что Никита Козлов заболел, всё с тобой просится.

Архип Кириллович Курочкин был садовником в усадьбе, но это только так называлось, на самом деле, Архип ведал всем произрастающим в хозяйстве Михайловского. Кроме того, Курочкин был сметлив на редкость, грамотен, предан Пушкиным и, кстати же, лошадьми правил отменно.

«Пожалуй, это подходящий вариант», – подумал Александр и сразу после торопливо выпитой чашки кофия пошёл искать Архипа.

К обеду все собрались. Было приготовлено крестьянское платье для Саши, ящичек с его обычной одеждой и необходимыми вещами, еда в дорогу. Уже переодевшись, Пушкин сел за стол писать проездной документ: