Ева и её братья

Ему не составило труда выяснить, кто именно из его подчинённых дал разрешение на списание и продажу станков. А бомба шла, так сказать, бонусом. Того немедленно уволили. Афишировать эту историю было, по понятным соображениям, нельзя. Но всё это безобразие напомнило ему о том, что у «Вулкана» есть лицензия на внешнеэкономическую деятельность. И просто отозвать её пока не получалось. Пока Коньков является директором предприятия. Именно в этой лицензии и была загвоздка.

Вернувшись в Россию, Иван Сергеевич попросил досье Конькова. Там, в числе прочего, лежал донос от уволенной Коньковым бухгалтерши о перерасходе средств при ремонте трибуны для международной выставки в Красноармейске.

«Отлично», – подумал Иван Сергеевич и набрал номер прокурора. На следующий день против Конькова было возбуждено уголовное дело о нецелевом использовании средств. Маховик завертелся.

Ещё через две недели все газеты уже пестрели заголовками о деле против оборонного генерала. Собственно, все эти статьи Ева и видела потом в интернете.

Конечно, эту же подборку принесли Моше. Он облегчённо вздохнул и пошёл докладывать начальству.

Москва. 2006 год От тюрьмы да от сумы…

У Конькова скакало давление (побудьте-ка год под следствием!), и это был хороший повод пересидеть неприятности в больнице.

Коньков заехал в своё КБ завизировать срочные бумаги и отдать распоряжения заму, чтобы спокойно – с чувством, с толком, с расстановкой, как и положено солидным людям, – госпитализироваться.

Он оглядел кабинет, захлопнул папку «На подпись» и уже собрался нажать на кнопку старомодного селектора, чтобы секретарша вызвала служебную машину, как в кабинет буквально ворвался свеженазначенный – взамен проворовавшейся тётки – главбух.

– Александр Владимирович! Петрушка какая-то! Счета заморожены – вот только что уведомление из банка пришло. Нам как зарплату платить послезавтра?

Коньков указал вошедшему на стул и устало откинулся в кресле, перебирая в уме варианты развития событий и время, которое понадобится на то, чтобы это разрулить. Выходило не быстро.

– Эпидерсия… – протянул он. – От с-с-суки!

– В каком смысле, Александр Владимирович? – ошалело переспросил главбух.

– В прямом! Подождите, дайте прикинуть.

Главбух с надеждой воззрился на замершего Конькова. Тот в задумчивости уставился куда-то чуть повыше его плеча и после паузы спросил:

– Вадим Казимирович, сколько времени может занять процесс залога квартиры?

– Пару-тройку дней, всё зависит от того, в порядке ли документы…

– У меня всегда документы в порядке, – чётко выговаривая слова, произнёс Александр и тут же повеселел. – Ага, значит, успеваем. Задержка в выплате будет максимум день. Отлично!

Он наклонился к селектору.

– Анечка, пусть подают машину.

Не дожидаясь ответа, он стремительно встал, обогнул стол, хлопнул главбуха по плечу и, обернувшись у двери, веско сказал:

– Мои люди не могут остаться без зарплат ни при каких обстоятельствах. Я всё решу и позвоню. Надеюсь, вы понимаете, что этот разговор должен остаться между нами?..

Ускоренная процедура залога роскошной квартиры Конькова в сталинке и вправду заняла пару дней – даже задержки в выплате зарплаты не случилось.

Теперь, когда вопрос был решён, можно было укладываться в больницу.

* * *

На его беду, отделение ЦКБ находилось за МКАДом. Московская область – не Тель-Авив и даже не Лондон, но, тем не менее, выезд Конькова за пределы Москвы оказался очень кстати его недругам: Александр нарушил подписку о невыезде и дал хороший повод начать новый виток прессинга. Особенно отличился следователь Пигоров.

Дело было так. Иван Сергеевич, тот самый замминистра, пришёл в полное недоумение от непонимания Нордическими их места в иерархии. Мало того, что экспорт у них идет напрямую, минуя великую и ужасную государственную корпорацию-монополиста, так ещё тут какой-то инженеришко, который бог знает что о себе вообразил, затеял разбирательство с бомбой, украденной из филиала его предприятия. Когда Коньков передал дело в прокуратуру, ему на следующий же день позвонили и объяснили, что не надо так горячиться. Но тот, похоже, не понял и устроил пресс-конференцию. Тогда и было возбуждено насквозь фальшивое дело о нецелевом использовании средств для постройки трибуны. Но Коньков и тут не понял. И снова дал пресс-конференцию уже под подпиской о невыезде. Журналисты приехали к нему в загородную больницу.

Именно тогда Иван Сергеевич и спустил по начальственной вертикали ёмкое русское слово, которое, обрастая деталями, дошло наконец-таки до следователя Пигорова. Начальство, зная его подлый характер, дало ему самые широкие полномочия.

Надо сказать, что Коньков умел наживать себе врагов. С первой же встречи с Ваней Пигоровым он на человеческий контакт не шёл, был чистоплюйственно вежлив и всячески подчёркивал разницу в общественном положении. Он, конечно же, оскорблён в своих лучших намерениях, однако священная корова государства для него неприкосновенна, и весь предназначенный истинным виновникам гнев достался крайнему Ване.