Ева и её братья

– Где Ева? – В этот момент телефон Александра грянул голосом Армстронга Let my people go. – Ага, вот и она, – протянул он растерянно и попытался залезть в карман за телефоном.

– Поднимите руки и держите их так, чтоб я видел. Ева на работе, перезвоните ей позже. Давайте присядем, нам надо поговорить.

Нежданный гость жестом показал на диван. Тембр голоса Моше показался Конькову смутно знакомым. Где-то он его уже слышал. Да и внешность кого-то ему напоминала. Но тогда на МАКСе Моше говорил на арабском и был в гриме, поэтому Коньков не сразу распознал, что перед ним всё тот же шейх. И когда понял, рассмеялся.

– Вы снова меня покупать пришли? А пистолет тогда зачем?

Кстати сказать, Коньков тоже был вооружён. В связи с поганой межклановой обстановкой и после всего пережитого он не доверял уже никому, даже собственной охране. Пистолет был сзади за поясом брюк, и у Конькова, когда он собирался, мелькнула мысль, что Еве это может понравиться в свете нового характера их сексуальных отношений. Однако теперь было не до утех – похоже, придётся использовать оружие по его прямому назначению. Только бы добраться до него незаметно.

– Ну почему сразу покупать… Есть разные варианты взаимодействия. Скажем так. Мы не заинтересованы в том, чтобы совместное предприятие с Иорданией заработало в ближайшее время.

– Это я уже понял. Вы – это Израиль, судя по всему. И то, что вы практически открыто в этом признаётесь, означает, что живым я отсюда не выйду, если откажусь с вами сотрудничать. Интересно, а Ева тоже на вас работает?

– Я всё понимаю, кроме одного. Ты такой умный, талантливый, и в тебе течёт еврейская кровь. – Моше сменил интонацию и сразу пошёл ва-банк. – Но вот зачем ты живёшь? Ради чего? Ради Родины – она тебя сдала, ты и сам это знаешь. Ради семьи? Ты своего сына уже потерял. Он отлично живёт в Лондоне и знать твою Родину не хочет. Жена ушла, ты ей предпочёл доступ к валютному потоку, брак свой развалил. И ты стал причиной непоправимых несчастий во многих израильских семьях, и в моей в том числе.

– Я? Стал причиной несчастий? А вы ничего не путаете? Это каким же образом?

Коньков игнорировал этот панибратский переход на «ты» и продолжал невозмутимо разглядывать Моше.

Тот, конечно, использовал все известные ему приёмы, чтобы сохранять спокойствие. Он честно пытался. Однако издевательский тон Конькова привёл к тому, что ярость уже переполняла его и клокотала где-то у самого горла. «Зачем я разговариваю с ним? – мысленно задавал он себе вопрос, сидя за столом напротив Александра и постоянно держа его под прицелом. – Просто пристрелить как собаку. Чего я жду, что хочу услышать?»

– Мой сын сгорел в танке, подбитом из твоего гранатомёта, проданного тобой Ирану или Сирии и попавшего к террористам. Ты виновен. И я тебя приговорил.

– Я виноват, что ваш сын сгорел в танке? А ещё в чём я виноват? В том, что вы денег пожалели на защиту своих «Меркав»? Или, может быть, в том, что оружие из Сирии вашей же спецслужбой было пропущено и попало к «Хезболле»? Или что у вас премьер и начальник штаба – мудаки? Воевать не умеют?

Коньков на самом деле был неплохо осведомлён об обстоятельствах поражения израильских танков.

Как только Коньков это произнёс, Моше сразу понял, что именно этого и ждал. Ему нужно было, чтобы его обвинил не собственный внутренний голос, а кто-то другой извне! Потому что внутренний голос нестерпимо жёг сердце, и ответить ему было нечего, а вот эти абсурдные оскорбительные слова со стороны злейшего врага могли быть прекращены одним выстрелом.

В этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась Ева. Моше обернулся, и этого было достаточно, чтобы Коньков успел выхватить пистолет из-за пояса и направить его на Моше. Картина эта привела Еву в ужас: её братья и одновременно любовники держат друг друга под прицелом. Первая мысль, стремительно пронесшаяся в голове – что дуэль из-за неё.

– Так, стоп, все назад! – закричала она. – Вы что, совсем охренели, братишки!!!

Мужчины посмотрели на неё, но пистолеты не опустили. Повисла пауза. Первым очнулся Коньков:

– Это с какого перепуга?

– Так сложилось исторически, – не удержавшись, съязвила Ева и тут же пожалела об этом. – Вы братья! Троюродные. А я ваша сестра.

– Ева, ты бредишь? – подал наконец голос Моше.

– Миша! Ты был прав! Настоящее имя моей бабушки – Ривка. А Мириам и моя прабабка тоже. – Ева слышала себя будто со стороны, отчётливо понимая, что совсем не в такой ситуации думала она объясняться с братьями. – Это я хотела тебе рассказать! Саша, твой дед Борис, на самом деле Борух, тоже сын Мириам и Беньямина Эттингеров! Я нашла бабушкино письмо! Вот оно. – Ева непослушными руками вытащила из кармана мешочек с фото и письмом, достала пожелтевшую карточку и протянула мужчинам. – Саша, помнишь, ты мне сказал, что это твои дальние родственники? Это – твои прадед и прабабка!

Моше с изумлением смотрел на фото. У его отца в Тель-Авиве было такое же.

– Откуда у тебя это, Ева? – спросил он.