Ева Луна. Истории Евы Луны

Точно в соответствии с тем, что было предсказано, незадолго до Рождества действительно был проведен референдум, которому предшествовала шумная пропагандистская кампания, буквально задушившая страну тоннами листовок, военными парадами, болтовней по радио и торжественными церемониями открытия бесчисленных патриотических монументов. Рольф Карле скромно делал свою работу, стараясь вести себя предельно осторожно; внешне он действовал весьма корректно, демонстрируя всем, что он всего лишь начинающий оператор, который набивает руку на съемке далеко не самых важных людей и событий. Тем не менее чутье помогло ему верно уловить пульс времени, и снимал он в основном репортажи с предвыборных митингов и собраний, а также интервью с офицерами вооруженных сил, рабочими и студентами. В день референдума улицы были заполнены жандармерией, вот только обычных людей – тех самых избирателей – почему-то совсем не было видно около избирательных участков. Вечно шумная, столица в то воскресенье выглядела сонным провинциальным городком. Вскоре было объявлено об убедительной победе Генерала: за то, чтобы он оставался у власти еще пять лет, проголосовало подавляющее большинство граждан, имеющих право голоса, – восемьдесят с лишним процентов. Фальсификация была настолько наглой – такого количества людей вообще не участвовало в выборах, не говоря уже о том, что они все отдали голоса за Генерала, – что вместо ожидаемого пропагандистского эффекта выставила правителя на посмешище общественному мнению. Карле несколько недель собирал информацию о настроениях в обществе и о том, как готовился и проводился референдум. Наконец он появился перед Аравеной, гордый проделанной работой и готовый составлять казавшиеся ему весьма смелыми и проницательными политические прогнозы. Тот выслушал его с чуть ироничной улыбкой и сказал:

– Что ты ходишь вокруг да около, Рольф. Правда проста и очевидна: пока Генерала боялись и ненавидели, он мог держать в руках бразды правления, но как только он стал объектом насмешек, власть стала ускользать у него из рук. Помяни мое слово: не позже чем через месяц его свергнут.

Долгие годы тирании не смогли окончательно уничтожить оппозицию в стране: полуофициально в политической тени действовали некоторые профсоюзы; политические партии, находившиеся вне закона, ушли в подполье, а студенты тем или иным способом выражали свое недовольство правящим режимом практически ежедневно. Аравена придерживался той точки зрения, что народные массы не являются решающей действующей силой в моменты, когда в стране происходят в самом деле исторические изменения: реальные шаги способна совершить лишь небольшая группа дерзко мыслящих формальных и неформальных лидеров. Он полагал, что падение диктатуры возможно лишь в результате консенсуса элит, а народ, привыкший подчиняться жесткой руке и воле вождя, послушно пойдет туда, куда ему укажут. Кроме того, он считал, что нельзя недооценивать роль Католической церкви: хотя уже давно никто не соблюдает десять заповедей и люди гордо именуют себя атеистами, что на самом деле является одной из форм проявления мачизма, Церковь по-прежнему обладает огромной властью над умами и душами граждан.

– Надо бы поговорить кое с кем из священников, – предложил он.

– Уже сделано. Я навел справки и выяснил, что многие из них не только выступают за преобразования в стране, но и подстрекают рабочий класс к борьбе с режимом. Говорят, что даже епископы готовы выступить с обвинениями правительства в коррупции и репрессивных методах правления. Моя тетя Бургель после семейной ссоры пошла в церковь, чтобы покаяться и исповедаться, и что бы вы думали? Священник достал из-под сутаны пачку листовок и сказал, чтобы она во искупление грехов распространила их в колонии.

– Что еще тебе удалось выяснить?

– Похоже, оппозиционные партии наконец смогли объединиться и подписали договор о взаимодействии.

– Ну что ж, видимо, настал момент посеять смуту в последнем бастионе власти – в вооруженных силах. Их нужно расколоть и сподвигнуть какую-то часть армии на мятеж. В общем, мой юный друг, чутье меня не подвело, – с удовлетворением сказал Аравена и закурил крепкую гаванскую сигару.