Ева Луна. Истории Евы Луны

Крестная, как цепная собака, была привязана толстой веревкой к столбу, вкопанному посредине больничного дворика; рядом находились другие потерявшие рассудок женщины; она уже не плакала, почти не говорила и не двигалась. Чудовищную картину дополнял страшный, еще толком не заживший шрам у нее на шее. Меня она попросила лишь об одном: чтобы я постаралась договориться и ей бы вернули ее святых, потому что без них ей совсем не по себе, ее преследовали и изводили черти, посланные в наказание за то, что она когда-то бросила своего младенца – то самое двухголовое чудовище. Мими попыталась применить свои новые знания и если не излечить крестную, то по крайней мере облегчить ее участь при помощи позитивного настроя и положительной энергии; она действовала в строгом соответствии с учением Махариши, но нетрадиционная медицина и эзотерические знания оказались бессильны вывести женщину из того ада, куда поместил ее собственный больной разум. Уже в те времена у нее появилась навязчивая идея увидеть папу римского; она рассчитывала, что он примет ее покаяние и лично отпустит ей все грехи; я понимала, что вряд ли смогу ей в этом помочь, но, чтобы хоть как-то успокоить, пообещала, что со временем, когда она подлечится, отвезу ее в Рим; я тогда и предположить не могла, что наступит день, когда сам понтифик собственной персоной окажется в нашем городе и будет благословлять паству здесь, под жарким тропическим солнцем.

Мы забрали крестную из сумасшедшего дома, отмыли ее, привели в порядок еще остававшиеся на голове несколько жалких волосинок, купили ей новую одежду и вместе со всеми ее святыми отвезли в частную клинику, расположенную на побережье; эта больница находилась в пальмовой роще, рядом протекал ручей с искусственными водопадами, а в просторных вольерах возле главного корпуса жили ярко-красные ара и другие разноцветные попугаи. Естественно, здесь лечились только богатые люди; мою крестную, несмотря на ее весьма непрезентабельный вид, приняли сюда лишь потому, что директор данного заведения, психиатр из Аргентины, был старым другом Мими. Поселили крестную в отдельной палате с выкрашенными в нежно-розовый цвет стенами и с окном, выходящим на море. В помещении постоянно играла какая-то тихая успокаивающая музыка. Естественно, такое содержание и обслуживание обходились недешево, но это того стоило, потому что впервые за всю свою жизнь я увидела на лице крестной почти детское выражение блаженства и удовольствия. За первый месяц пребывания крестной в клинике Мими заплатила из своих денег, но я тотчас же сказала, что отдам ей этот долг и в дальнейшем буду платить сама. На следующий же день я устроилась работать на фабрику.

– Я тебе говорю, не для тебя эта работа. Учись, пиши, со временем станешь писательницей, – уговаривала Мими.

– Этому нельзя научиться.

Уберто Наранхо появился в моей жизни неожиданно, как из-под земли; точно так же неожиданно он исчез буквально через несколько часов, ничего не объяснив и оставив мне после себя лишь запах сельвы, болотной жижи и пороха. Моя жизнь наполнилась смыслом – я стала ждать следующей встречи; готовая умереть от тоски, я раз за разом вспоминала тот день: наши первые объятия, нашу первую общую постель; выпив по чашке кофе, почти молча, глядя друг другу в глаза, которые говорили больше, чем самые красивые слова, мы, держась за руки, пошли в какую-то гостиницу, повалились в номере на кровать, и он признался, что никогда не любил меня – не любил как сестру – и что на самом деле все эти годы он вспоминал обо мне и хотел меня увидеть.

– Поцелуй меня, мне нельзя влюбляться, нельзя никого любить, но я не могу забыть тебя, не могу заставить себя уйти навсегда, поцелуй меня еще раз, – прошептал он, сжимая меня в объятиях, а затем откинулся на подушку; его взгляд был устремлен в потолок, тело покрылось мелкими капельками пота, он весь дрожал.

– Ты где живешь? Как я узнаю, где ты, как тебя найти?

– Не ищи меня, я сам буду приходить, когда смогу.

С этими словами он вновь обнял меня – сильно, властно и пылко.