Двадцать минут спустя дверь распахнулась, и вышел Диего Сифуэнтес, с трудом волоча ноги и утирая слезы. Выглядел он больным и жалким, но при этом улыбался. Сыновья Кларисы, поджидавшие старика в коридоре, помогли ему спуститься с лестницы. И, увидев их троих вместе, я убедилась в своих подозрениях: у всех была одинаковая осанка, одинаковый профиль, спокойная уверенность в себе, мудрый взгляд и сильные руки.
Я дождалась, пока они сойдут на первый этаж, и вошла к старой подруге. Поправляя ей подушки, я заметила у нее в глазах слезы радости – такие же, как у ушедшего сенатора.
– Дон Диего и есть ваш самый большой грех, правда? – спросила я шепотом.
– Это не грех, доченька, это была моя помощь Божественному провидению, чтобы привести в равновесие баланс судьбы. И видишь, как хорошо все сложилось: за двух умственно отсталых детей Бог послал мне двоих здоровых, чтобы заботиться о старшеньких.
Ночью Клариса тихо скончалась. «От рака», – изрек врач, посмотрев на бугорки ее крыльев. «От святости», – заключили верующие, стоявшие на улице со свечами и цветами. «От удивления», – говорю я, потому что мы были вместе с Кларисой во время визита папы римского в наш город.
Жабий рот
Юг переживал тяжелые времена. Речь идет не о юге страны, а о юге земного шара, где времена года поменялись местами, и Рождество там бывает не зимой, как в цивилизованных странах, а в середине года, как в странах варварских. Камни, койрон[20]
и лед; обширные пространства вплоть до Огненной Земли распадаются на четки островов с верхушками заснеженных холмов на горизонте. Тишина, царящая в этих краях с сотворения мира, изредка нарушается подземными вздохами ледников, медленно сползающих к морю. Среди этой суровой природы живут грубые люди. В начале века англичанам уже нечего было увозить с собой из тех мест, но им удалось получить концессию на разведение овец. За несколько лет овечье поголовье так увеличилось, что издали стада походили на облака, спустившиеся до самой земли. Овцы съели все растения и растоптали последние алтари индейских цивилизаций. В этих краях Эрмелинда и промышляла своими затейливыми играми.Посреди высокогорной равнины возвышалось, словно торт на пустом столе, большое здание правления животноводческой компании, окруженное нелепыми газонами. За газонами ухаживала супруга администратора, которая не могла смириться с жизнью вдали от сердца Британской империи и упрямо продолжала переодеваться к ужину в вечернее платье. Компанию ей составлял только муж, флегматичный господин, тоже цеплявшийся за отжившие традиции. Поденщики-креолы жили в бараках лагеря, отделенного от хозяйского дома изгородью из колючих кустов и шиповника. Живая изгородь была попыткой зрительно ограничить масштабы пампасов и воссоздать для иностранцев иллюзию английских равнин.
Работники компании под надзором управляющих влачили такое же жалкое существование, как и вверенный им скот. Люди страдали от холода и месяцами не ели горячего супа. Вечерами кто-нибудь брал в руки гитару, и вокруг раздавались сентиментальные песни. Жажда любви была так сильна, что, несмотря на квасцы, добавлявшиеся поваром в пищу для ослабления плотских желаний, батраки вступали в сексуальные контакты с овцами и даже с тюленями, если несчастные животные близко подплывали к берегу и их удавалось поймать. У тюлених большие грудные железы, напоминающие материнскую грудь, и, если содрать с животных кожу, пока они еще живые и теплые, охваченный похотью мужчина может закрыть глаза и вообразить в своих объятиях русалку. Однако, несмотря на все тяготы жизни, работники компании развлекались больше, чем хозяева, и все благодаря запретным играм Эрмелинды.