Ева Луна. Истории Евы Луны

Роберта масштаб скандала ошарашил, но Анна напомнила ему, что это не первый в его жизни скандал. Ей удалось убедить мужа просто выждать. И она оказалась права. Супруги были в отъезде, когда мыльный пузырь сенсации вдруг лопнул. Роберт отошел от больничной практики и преподавания в университете под тем предлогом, что устал и по возрасту ему следовало бы жить поспокойнее. Однако отмежеваться от собственной славы у него не получилось. Его дом осаждали умолявшие о помощи больные, журналисты, студенты, преподаватели и просто любопытные, заявлявшиеся в любой день и час. Роберт признался мне, что ему нужна тишина: он планирует написать еще одну книгу. Я помогла супругам подыскать укромное место для тихой жизни. Мы нашли им жилье в районе Ла-Колония – одной странной деревушке, затерянной среди холмов. Как будто копия некоего баварского поселения ХIX века: архитектурное чудо, состоявшее из разноцветных деревянных домиков, в которых висели часы с кукушкой, стояли кадки герани, а на стенах красовались таблички с готическими надписями. Там жили светловолосые розовощекие люди, носившие тирольские костюмы, привезенные из Шварцвальда еще их прадедами, иммигрантами начала века. Хотя к тому времени Ла-Колония уже стала туристической достопримечательностью, каковой остается и в наши дни, Роберту удалось снять домик на отшибе, вдали от суматохи выходных дней. Он попросил меня позаботиться об их доме в столице. Я получала за супругов пенсию, почту и оплачивала счета. Поначалу я часто навещала Блаумов, но вскоре заметила, что в моем присутствии они ведут себя с напускной сердечностью – совсем не так, как раньше, – и уже не встречают меня с былым искренним радушием. Я ни в коем случае не подумала, что дело во мне. Супруги всегда относились ко мне с доверием и уважением. Наверное, им просто хотелось побыть одним. И мы стали общаться по телефону или в письмах.

До того самого дня, когда Роберт позвонил мне в последний раз, я с ними не виделась уже год. С доктором мы и раньше общались редко, но вот с его супругой я вела долгие разговоры, рассказывая ей о том, что происходит на свете. А она делилась со мной воспоминаниями, которые становились для нее все ярче, словно картины из прошлого встраивались в ее нынешнюю размеренную жизнь. Иногда Анна передавала мне с кем-нибудь овсяные галеты собственной выпечки или мешочки с лавандой для отдушки в шкафах. В последние месяцы она стала посылать мне сентиментальные подарки: платок, преподнесенный ей мужем много лет назад, свою фотографию в юности, винтажную зажигалку. Мне казалось, Анна делает это, чтобы держать меня в отдалении – чтобы мы с Робертом не говорили о его будущей книге. Такое поведение должно было меня насторожить, но я даже не подозревала, что́ происходит в их деревенском домике высоко в горах… Позднее, когда я прочитала дневник Анны Блаум, мне стало ясно, что Роберт не написал там ни единой строчки. Все свое время он посвящал заботе о жене, но не смог изменить ход событий.

В субботу и в воскресенье в район Ла-Колония устремляется караван машин с разогретыми моторами, однако в будние дни на шоссе пусто, особенно в сезон дождей. Добираться до деревни приходится по извилистой дороге через холмы среди внезапных ущелий, тростниковых зарослей и пальмовых лесов. В тот день над холмами повисли облака и пейзаж казался ватным. Из-за дождя приумолкли птицы, и слышно было только, как капли стучат в ветровое стекло. С подъемом в горы воздух стал холоднее, и я почувствовала висевшую за туманами грозу, несвойственную климату этих широт. Вдруг из-за поворота показалась Ла-Колония – деревушка немецкого вида, домики с покатыми крышами, чтобы с них сползал снег, который никогда не выпадет. Чтобы добраться до жилища Блаумов, надо было проехать через всю деревню, казавшуюся в этот час необитаемой. Съемный коттедж Роберта и Анны был таким же, как все остальные: дом из темного дерева с резными наличниками, окна с кружевными занавесками, перед входом ухоженный садик, а за домом клубничные грядки. Дул прохладный ветер, свистевший между деревьями, но дыма над трубой я не увидела. Собака, жившая в семье Блаум уже много лет, лежала на крыльце и на мой зов не прибежала. Подняв голову, она смотрела на меня, не виляя хвостом, словно не узнавая. Дверь была не заперта; я вошла в дом, и собака вошла следом за мной. Внутри было темно. Проведя рукой по стене, я нащупала выключатель и зажгла свет. В доме царил порядок, в вазах стояли свежие побеги эвкалипта, пахнувшие чистотой. Я пересекла гостиную. Ничто не намекало на присутствие Блаумов, за исключением стопки книг и скрипки. Странно, что за эти полтора года мои друзья не оставили здесь видимого следа.