Ева Луна. Истории Евы Луны

– Что ж, племянник, доволен я тобой. Глядишь, через пару лет уступлю тебе часовую мастерскую, нет, серьезно – будешь сам не только собирать часы, но и весь бизнес возьмешь на себя; дело это выгодное, без куска хлеба не останешься, – сказал дядя Руперт в тот день, когда парню исполнилось двадцать лет.

– Если честно, дядя, я бы не хотел становиться часовщиком. Мне кажется, что более подходящим для меня делом будет кино.

– Кино? Это еще зачем?

– Чтобы снимать фильмы. Мне было бы очень интересно снимать документальное кино. Чтобы запечатлеть все, что происходит в мире.

– Ну что ж, лично я, вообще-то, всегда руководствовался в жизни мудрым правилом: меньше знаешь – лучше спишь, но, если тебе так хочется, дело твое.

Тетя Бургель чуть не заболела, узнав, что племянник собирается переехать в столицу: в этот вертеп, бардак и бордель, в это полное опасностей логово пороков, наркотиков, политики и нехороших болезней, где все женщины – хитрые лисы, чтобы не сказать – суки, прости меня, Господи, за такие слова, но как их еще называть, посмотрите только на этих туристок, которые приезжают в колонию и трясут тут кормой, как корабль во время шторма, а носовую часть выпячивают и несут перед собой, чуть не вывалив наружу. Кузины Рольфа поначалу решили переубедить его, воспользовавшись, как им казалось, самым действенным приемом: на некоторое время они отказали ему в своей нежности и ласках. Впрочем, вскоре выяснилось, что это наказание явилось для них не менее суровым, чем для провинившегося. Тогда девушки решили сменить тактику и стали ублажать Рольфа с такой страстью, что он начал худеть с пугающей быстротой. Впрочем, больше всего переживали по поводу близившегося отъезда Рольфа не родственники, а столь горячо любимые им собаки. Нутром почуяв неладное, они потеряли аппетит и слонялись по вольеру с поджатыми хвостами и повисшими ушами, а в их печальные, умоляющие глаза он просто не мог смотреть.

Через два месяца, выдержав эмоциональный натиск искренне любивших его людей и зверей, Рольф Карле все же уехал в столицу поступать в университет; при этом он пообещал дяде Руперту приезжать на выходные, тете Бургель – непременно съесть все галеты, ветчину и мармелад, которыми она нагрузила его в дорогу, а кузинам – соблюдать там, в городе, полное целомудрие, с тем чтобы вернуться к ним истосковавшимся, полным сил и вволю позабавиться с ними на знакомой кровати и под таким знакомым одеялом.

Глава пятая

В то время как в жизни Рольфа Карле происходили столь значительные события, где-то совсем рядом я уже вырастала из детства. Примерно тогда же случилось самое большое несчастье в жизни моей крестной. Сначала я услышала об этом по радио, а затем увидела ее фотографии в бульварных газетах, которые Эльвира покупала втайне от хозяйки. Так я узнала, что крестная произвела на свет какое-то чудовище. Собравшиеся по этому поводу ученые мужи обнародовали свои выводы: эта ошибка природы представляет собой сиамских близнецов третьего типа, которых отличает от других уродцев развитие двух тел и двух голов на общем позвоночнике; подкласс, к которому относилось то, что родила крестная, назывался монопупочным: помимо одного общего позвоночника, несчастные создания располагали лишь одним на двоих пупком. Самым же любопытным и даже уникальным было то, что одна голова этого существа относилась к белой расе, а другая – к негроидной.

– Бедняжки, у них наверняка два отца, – с гримасой отвращения на лице произнесла Эльвира. – Как я понимаю, такие несчастья происходят оттого, что мать в один день переспала с двумя мужчинами. Мне вот уже за пятьдесят, но я никогда в жизни такого себе не позволяла. Не скажу, что жила праведницей, но по крайней мере не допускала, чтобы семя одного мужчины смешивалось у меня в утробе с семенем другого. Я всегда подозревала, что всякие цирковые уродцы и рождаются только от невоздержанности.