Ева (СИ)

За вспышкой гнева всегда следовал холодный, яростный, кристально-чистый звенящий покой. Равносильный тому, что наступает при наблюдении за боем, который идет в непосредственной близости, и его сполохи окрашивают просмотровое панорамное окно в капитанской рубке. Нельзя впадать в ярость, нужно трезво оценить обстановку, признать свою неудачу, чтобы верно выбрать способ выйти из боя победителем.

Вот и сейчас, возвращая в памяти эту часть видения с отступающей от него Евой, — холодно-льдистую, мёртвую, — Вейдер призывал всю свою силу воли, чтобы унять яростную дрожь и обуздать взбесившуюся Силу, которая была готова вырваться из его сердца, и крушить, ломать, разрывать ещё живые тела.

Для того чтобы Ева отреклась от него, как когда-то Падме, чтобы отступила, ушла, нужно, чтобы произошло нечто сверхъестественное. Стойкий оловянный солдатик, Ева бесстрашно смотрела в лица тем, кто её осуждал за связь с ним: лордом ситхов, главкомом армии Императора Палпатина, убийцей, чудовищем, с человеком, наконец, почти вдвое старше нее самой.

Она приняла осуждение. Знала и понимала риск изначально, но у неё достало смелости, чтобы бороться за свою любовь и не отречься от неё под осуждающими взглядами союзников.

Так что же должно было встать между ними, что сломало оловянного солдатика?!

Нет, только не предательство, только не очередное предательство!

Шагая к комнате Евы, Вейдер с горечью осознал, что долгие годы больше ноющих ран, больше уродливых увечий угнетало то, что его оттолкнула Падме.

Живым быть нестерпимо больно.

Больно понимать, что твой идол, твой кумир ничем не лучше остальных людей, и в один прекрасный день за свою идею, за свою несуществующую игрушку отречётся от тебя.

Наверное, намного проще спрятаться за блестящим металлом маски и не пускать к себе никого, кто может напомнить, что Вейдер всё же не робот, кто сможет притронуться к живому сердцу и накрепко прирасти к нему. Оторвать можно только с кровью.

Палпатин был мудр, подарив ему этот шлем и этот покой; если бы кто-то раньше рассмотрел в Лорде Вейдере человека, Император умер бы намного, намного раньше…

Ева прокралась к его сердцу.

Она сняла спасительный шлем и терпеливо ждала, когда утихнут все монстры, все чудовища, населяющие его душу. Наверное, самому страшному из них она запечатала уста поцелуем, прижав к его щеке свою тонкую ладонь.

Она сказала "люблю" так верно и так твердо, что он поверил сразу же.

Поверил.

Тонкая нить, удерживающая его в мире живых — вера.

И теперь она истончалась, грозя оборваться, и в очередной раз ощущая накатывающее на него видение, Вейдер осознавал, что во всепоглощающий мрак падёт именно он.

Комната Евы оказалась пуста; ворвавшийся туда Вейдер застал там беспорядок — обслуга собирала и паковала вещи.

При виде ситха, настроение которого было не совсем радужное, портье даже присели от ужаса, воровато выглядывая из-за упакованных чемоданов.

Вслед за отцом в комнату осторожно вошел Люк; с удивлением рассматривая беспорядок, он, тем не менее, двигался осторожно, стараясь ничего не задеть.

Мало ли — может, здесь бомба заложена?

Вейдер практически налетел на работающих в комнате людей и, возвышаясь над их скрюченными фигурами как черная башня над искривленными, покалеченными пожаром деревьями, рявкнул:

— Где майор Рейн?!

— Ма-ма-майор Ева Рейн велела перенести её вещи в другую комнату, — чуть заикаясь, протараторил один из служек.

Ведер наклонился к нему поближе, подцепил умирающего от страха человека пальцем за форменную куртку и подтянул его к себе так, что их лица были совсем близко. Послышался треск ткани, отлетела пуговица, служка, у которого внезапно ноги сделались ватные, едва не рухнул на пол, но металлическая рука ловко цапнула ткань его одежды всей пятерней, и чудовищное, озверевшее лицо ситха, подрагивающее от еле сдерживаемой злости, нависло над побелевшим от ужаса человеком.

— Зачем и куда она переселяется? — тихо и очень спокойно спросил Вейдер, зажимая в кулаке ткань одежды так, что служке стало трудно дышать, а шов на спине предательски затрещал, и складки в подмышках больно врезались в тело.

— Па-па-па, — затараторил несчастный, болтаясь, как тряпичная кукла в воздухе, вытянув руки по швам и растопырив в ужасе пальцы. — Па-потому что так велел генерал Вайенс.

— Вайенс?!

— Генерал Вайенс велел перенести вещи майора в его комнату, — подал голос второй служащий, более храбрый, чем его болтливый коллега. Вейдер перевёл взгляд на него, и тот с перепугу присел, загораживаясь от ситха какой-то картонной коробкой, но продолжил: — Мадам стало плохо. Кажется, она заболела, и её муж велел перенести вещи к нему, чтобы они жили вместе, и чтобы он сам заботился о супруге.

— Муж?

Пальцы Вейдера разжались, и человек рухнул на пол, на собранные чемоданы. Вейдер переступил через него и навис над вторым, более информативным источником.

— Повтори, — велел он спокойно, и служащий, судорожно сглотнув, взглянув прямо в разгорающиеся ситхские глаза, отважно произнес:

— Таково было распоряжение генерала Вайенса, мужа Евы Рейн.