— Ты же не хотел бы остаться немощным паралитиком, не так ли? — сухо произнес Палпатин, наблюдая за ужасом, с которым Вайенс рассматривал себя в поднесённое ему зеркало. — Эти двое здорово отделали тебя. Вейдер работу делает на совесть… Кстати, зачем ты полез с ним в драку?
— Я должен был убить женщину, — облизнув сухие губы, произнёс Вайенс, проводя металлической рукой по сковывающей его лицо пластине.
— Так! — произнес Палпатин, сверля взглядом ученика. — Но ты не смог?
Вайенс зло ударил металлическим кулаком по столу, на котором сидел.
— Не смог, — повторил он с горечью. — Надеюсь, Вейдер прикончил эту суку.
— Нет, — ответил Палпатин, внимательно наблюдая за учеником.
От неожиданного ответа у Вайенса, казалось, остановилось сердце — то самое, что заставляло его жить все эти долгие часы, наполненные болью.
— Нет?! — почти прокричал он.
— Нет.
— Но я этого так не оставлю! Мерзкая шлюха, я убью её!
— Не думаю, что у тебя получится, — невозмутимо продолжал Палпатин, притворяясь, что очень заинтересован разглядыванием шитья на собственной мантии. — Прошло уже много времени, очень много, а она продолжает быть в Силе. У неё получилось. То, что не вышло у тебя, у неё получилось.
— Что?!
— Её Сила уменьшилась, но не пропала совсем. Ей больше не нужны вливания.
Вайенсу показалось, что слова Палпатина ранят его сильнее, чем перенесённые мучительные операции, и глаза его моментально наполнились слезами.
Досада, зависть, злоба, накопленные страдания, воспоминания о мучительных унизительных процедурах выплескивались теперь из него, и он сам не понимал, дышит ли он так, хватая кусками воздух, или рыдает.
Палпатин молча наблюдал истерику с самым отсутствующим видом. В его ледяных глазах не отражалось ничего, и тонкие губы были плотно сомкнуты, так крепко, что казалось, будто никакая сила на свете не сможет заставить их разомкнуться и произнести хоть звук.
Эта истерика, такая бурная, такая горькая, как и весь внешний вид его ученика, наполовину исчезнувшего под слоем железа, жестоко потрёпанного, переломанного в схватке с Дартом Вейдером и Дарт Софией, казалась ему достаточным наказанием за ложь и укрывательство разработок Ирис.
Но было и ещё кое-что.
Несмотря на травмы, несмотря на то, что он был искалечен и изуродован бесповоротно, Вайенс не боялся Вейдера.
В его потонувших в слезах глазах было многое — ненависть, ярость, отчаяние, исступление, но страха не было.
Едва вылечившись, едва снова встав на ноги, Вайенс вновь готов был идти и атаковать Дарта Вейдера — как, кстати, и Дарт Софию, — и, наверное, и смерть показалась бы ему несущественным препятствием.
В самом Палпатине этого не было.
Страх, пережитый однажды, навсегда поселился в его душе, и Император ничем не мог его выжечь, вытравить. Оставалось одно — натравливать Дарта Акса на Вейдера постоянно, раз за разом, пока, наконец, один из них не успокоится навеки.
— Успокойся, — холодно велел Император, вдоволь насладившись причиненной ученику болью. — Ты посмел обмануть меня и дорого заплатил за это. Теперь ты будешь слушать только меня, ясно?! Я стану учить тебя, и в следующем своем поединке ты не уступишь Великому Ситху!
36. Доспехи ситха. Раскол (+18)
Губы Леи вспухли от плача, и еще оттого, что она яростно кусала их, склонив голову, чтобы не расплакаться в голос прямо на Совете.
Нудный бубнёж людей, называющих себя генералами, слипался в непрекращающийся монотонный фоновый шум, и Лея лишь кивала головой, делая вид, что слушает.
… В тот страшный день Дарт Вейдер появился к вечеру.
Его шаттл заходил на посадку в штатном режиме, но в космопорте поднялся невероятный бедлам. Бежали люди, катились медицинские дроиды, и Лея, ожидающая с тревогой брата и отца, поняла, что что-то плохое произошло.
Случилось.
Не пронесло.
Но с кем?
Люк или отец?
Отец или Люк?
Чувство боли и слабости накатывало волнами, но Лея не понимала, кто из них двоих делится с ней своим ранением, отчаянно цепляясь за жизнь.
Она даже не сообразила, как оказалась на взлетных площадках, в толчее и суете. Кто-то кричал ей: "Принцесса Органа! Сенатор Органа!", но она не отвечала на зов. Беспомощно оглядывалась по сторонам, не зная, куда бежать, что делать. Мир вокруг, казалось, превратился в хаос, мелькали лица людей, несущихся куда-то, требующих друг у друга чего-то громкими голосами, почти криком, и она ощущала себя невидимой, несуществующей, крохотной, как песчинка под ногами толпы.
Что?!
Кто!!
Скажите кто-нибудь мне!
Но ответа не было, и танец хаоса вокруг Леи продолжился, люди, пробегающие мимо, словно пауки свой паутиной, оплетали её тревогой и страхом, и, казалось, сотканная ими шелковая сеть всё ближе, ближе, надвигается, сжимая пространство вокруг, застилая свет, и становится трудно дышать.
Появление Вейдера исправило положение, и мир стал на своё место.
Его огромная чёрная фигура, возвышаясь над всеми, вошла в гудящую толпу, словно нож в масло, и ситх, широко шагая рядом с медицинской капсулой, разрезал эту серую удушающую липкую сеть, распределив людей, освобождая Лею от давящего чувства смерти.