Ева (СИ)

В его фигуре, в походке, в наклоне головы, в выражении сурового лица был какой-то покой, незыблемое ощущение того, что беду можно отвести, победить, и Лея отчаянно ухватилась за него, ухватилась, не позволяя угаснуть надежде и не дав панике накрыть её с головой.

Дарт Вейдер шел быстро и решительно, но не бежал, и в его обозлённом лице не было скорби. Значит, не всё потеряно.

Лея мигнула, чувствуя, как горячая слеза капнула на щёку, и глотнула воздуха. Можно было догадаться, что ранен именно Люк — только Вейдер мог поднять столько людей и устроить так, чтобы они носились, как ужаленные. И хаоса нет — на самом деле люди были заняты тем, чем велел им ситх. Кто-то нёс медикаменты, кто-то готовил улучшенную капсулу, кто-то активировал дроидов-реаниматологов.

А вот это означало, что дело плохо.

— Люк!

Лея, не вынеся мучительной пытки молчаливо надвигающегося на неё отца, бросилась вперед, к процессии, расталкивая людей.

— Люк, ответь мне, Люк!

Руки Леи, выпавшей, выбравшейся из затягивающей как болото толпы, коснулись капсулы, и она, чуть было не упавшая на грудь брата, отпрянула и, отскочив, едва вновь не погрузилась в эту толпу, как в бушующее, всепожирающее море.

Молодой джедай выглядел плачевно.

Его одежда — комбинезон лётчика, некогда светлый, с оранжевыми яркими вставками, — был чёрен и местами прожжён, словно Люку вздумалось проползти по трубе над зажженным камином. В прорехах виднелись широкие чёрные полосы, испещряющие тело — от разрядов молний Дарта Акса кожа Люка обгорела дочерна.

Одна такая полоса рассекала щёку Люка, спускаясь по подбородку на шею и теряясь под обугленным воротником. Ресницы, брови — напрочь опалены. Он был немногим лучше самого Вейдера, когда-то искупавшегося в лаве.

— Л-люк… — выдохнула Лея, не смея даже коснуться почерневших пальцев брата с синими, страшными ногтями.

От увиденного девушка впала в странную прострацию, граничащую с обмороком. Шум в ушах прекратился, и она ничего не видела и не ощущала вообще, кроме отвратительного запаха горелых волос.

Из небытия её вырвала рука Вейдера, грубо встряхнувшая Лею за плечо. На его металлических пальцах что-то было, что-то колючее, впившееся в кожу сквозь тонкую ткань платья, и проколовшее плечо Леи до крови. Та, словно очнувшись, с удивлением перевела непонимающий взгляд на свое плечо, где на белой ткани расцветал алый цветок, и увидела пальцы Вейдера.

Их гладкую, отполированную некогда до зеркального блеска поверхность покрывали капли и осколки оплавленного металла, прилипшие намертво крошки камней. Он словно сунул руку в плавильную печь и вытащил Люка оттуда.

— Помоги мне, — прохрипел Дарт Вейдер, и ситхские глаза сверкнули болью и затаённой яростью.

Он до сих пор тащил, тянул Люка оттуда, из-за черты, за которую сам заглядывал не раз. Он вынес сына с поля боя на руках, он доставил его сюда, вливая в бесчувственное тело свою Силу, капля за каплей, забирая себе его боль и отпивая смерть, но и его силы были на исходе.

Это поняла Лея, глядя в пропасть его глаз.

И, закусив губы, словно готовясь опустить кисть в кипяток, она положила руку на бледный лоб брата, делясь с ним своей жизнью.

…Кажется, праздник был испорчен окончательно…

Весть о появлении сразу двух ситхов вызвала переполох в рядах правящих Альянсом. Шока не смог исправить даже тот факт, что одного из них, кажется, Дарт Вейдер уничтожил, а второй спасовал, не посмел мериться силами с Великим Ситхом.

Особенно шокировало то, что неожиданная заварушка произошла на абсолютно закрытой планете, которую охраняли больше, чем какую-либо другую.

Было абсолютно ясно, что агенты Императора глубоко проникли в Альянс, если свободно перемещаются там, где пожелают, а значит, вся система безопасности летит к чертям — это говорил Люк перед тем, как отправиться на Риггель, но его никто не послушал.

Если бы не сын, жизнь которого висела на волоске, и боль с которым Ведер делил первые двое суток, Акбар был бы уже мёртв, как и весь Совет, впрочем, тоже.

Погрузившись в медитацию, охваченный тёмными потоками Силы, Вейдер падал глубже и глубже, увлекаемый тяжким грузом ненависти и страха, и его сердце с каждым толчком крови по венам часть этой темной Силы вливалась в сердце Люка, в его раскрытые неподвижные губы, как вливают насильно обжигающее горькое лекарство. Пей, Люк! Держись!

Держись за меня, мальчик мой…

Лея просила, умоляла не убивать, не трогать Альянс. Желание Вейдера было так очевидно, что не нужно было быть форсъюзером, чтобы прочесть его в пламенеющих багровым цветом зрачках Вейдера ещё там, на взлетной площадке.