Ева (СИ)

— Она должна быть нашей! — прошептал Палпатин неистово, и его вспыхнувший взгляд стал совершенно ненормальным, маниакальным. — Только нашей! Вейдер продолжает ненавидеть её за разрыв со своей юной любовницей. Каждый его день начинается и заканчивается мукой оттого, что он не может прикоснуться к желанному телу; иногда я слышу, как он стонет от вожделения… Такие вещи не прощают. И София это знает. Убеди её заключить союз с нами — прости ей свою руку и перетяни на нашу сторону. Поверь: она может дать тебе намного больше, чем кусок мяса, который отняла. Ты ведь не предашь меня, мальчик мой? Ты ведь не обманешь меня, как этот бессердечный Фрес, к которому я был так добр?

Вайенс бросился на колени и низко склонил голову, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу.

— Никогда! — твёрдо ответил он, поднимая тёмные глаза на Палпатина. — Я обещаю вам, мой Император: она будет с нами!

* * *

Ева теперь ходила тяжело. За последние два с половиной месяца плод вырос и обезобразил её тело, превратив в грушу, и Вайенс ловил себя на мысли, что ему бесконечно противно смотреть, как ребенок Вейдера раздувает Еву всё сильнее. Теперь она носила исключительно светлые, из легких летящих тканей платья, при ходьбе обнимающие стройные длинные ноги мягкими изящными складками, и Вайенс недобро усмехался, глядя, как смягчает и украшает черты её лица грядущее материнство. Как будто в её чреве зреет плод не от самого жестокого и кровавого человека в галактике! Маленький злобный ублюдок — кровь от крови, плоть от плоти Дарта Вейдера! От одной мысли, от самого тонкого воспоминания, что Ева была с ним, что она отдавалась этому налитому темнотой монстру, что его тело касалось её живота, груди, что он властвовал над нею, Вайенса трясло, как в лихорадке, и он до крови прокусывал губы острыми зубами и рычал, словно цепной злобный пес. Он еле сдерживался от того, чтобы влить себе Императорской крови и прибить, придушить ребенка в чреве матери, но мысль о том, что рождённое дитя станет его донором, останавливала и гасила пожирающую изнутри ненависть.

Как скоро ей рожать?

К тому времени надо будет перевезти Еву на территорию Империи, чтобы Дарт Вейдер не смог до неё добраться, даже если что-то и заподозрит.

Интересно, почему он не чувствует ничего сейчас?

Наверное, потому, что Сила теперь шептала всем чувствительным к ней только одно: о выступающей из темноты порочно улыбающейся женщине в темных ситхских доспехах, о светящихся адским коварством и жестокостью глазах и о изящной руке, ложащейся на спинку трона.

И Дарт Вейдер, несомненно, видел подобное в своих звёздных прогулках между кипящими вулканами газа на вращающихся светилах. Его внимание, как и внимание многих, было целиком заострено на этой многократно повторяющейся сцене. Может, поэтому он и не видит ничего иного…

Интересно, что пересилит в его сердце: злоба за разрыв с Евой или жажда власти?

Протянет ли он руку Дарт Софии, надеясь заручиться поддержкой Силы в борьбе за трон, или же попытается убить её, чтобы будущее было неясно, и начнет яростную борьбу за трон снова?

Сила знает, в скольких ещё звёздных мирах они, чувствительные, поднимали головы к тёмному небу, на котором расцветала искрящейся лентой галактика, и с тревогой спрашивали у бесшумно вращающейся Вселенной: "Кто?"

Кто сядет на трон и будет дальше вершить судьбы миллиардов?

Но ответа не было; время шло, тысячи медитаций, обращённых к Силе, сливались воедино, но Сила показывала только одно — чёрные сапоги на высоких каблуках, твердо шагающие по натёртому до блеска полу тронного зала, эхом отдающийся от камней каждый чёткий шаг, и женские пальцы, нетерпеливо постукивающие по спинке трона.

Вайенс, цедящий Силу по капле, впрыскивая себе микродозы императорской крови, с трудом рассматривал и это видение. У него не хватало сил даже заманить в ночной кошмар Еву; каждый раз, пытаясь это сделать, он безрезультатно гонялся за бесплотным призраком, уносящимся от него в облаке развевающихся одежд, и эта бесконечная погоня выматывала. Исчезал нежный светлый призрак, рука судорожно хватала летящий в темноте шёлк, а тот оборачивался невесомым газом и таял в ладони, а Вайенс, мокрый от пота, задыхающийся, выныривал из медитации, и в ушах его долго звенел переливистый детский смех.

Палпатин последнюю дозу крови выжал из своей вены; оставшиеся клоны были почти обескровлены, а Вайенсу необходима была Сила для разговора с Дарт Софией. Для великой цели Император не пожалел бы ничего!

О том, что у Вайенса осталось две капсулы с сывороткой Ирис, учитель не знал. Иначе Вайенс уже был бы мёртв.

"А ведь и правда, — вдруг подумал Вайенс, в очередной раз вводя в вену катетер и откидываясь на спинку кресла в ожидании мучительной трансформации, — ведь ее можно просто убить, и тогда… "

Тогда неясно, чей будет трон.

* * *

Ева тоже видела эти сны, в которых гулко звучали шаги Дарт Софии, и свет звёзд падал сквозь толстое стекло на подножие трона Палпатина.