И мне показалось, что Ева думает так же. Во всяком случае, в модуль она вернулась вместе со мной. И пока я возился с кофе и выбором сериала на вечер, Ева обнаружила душевую.
— Ух ты? — раздалось скорее вопросительно, чем восклицательно. — А это зачем?
— Оу. Ну, тут, Ева, мы, люди, проводим гигиенические процедуры. Мой организм, как ты уже успела заметить, сконструирован несколько по-иному, чем твой. А потому раз в день, если конечно позволяют условия, человеку очень приятно оказаться под струёй тёплой воды.
При слове «тёплая» Ева поморщилась, но повернула кран. Пару секунд она оценивала увиденное, а затем попросила:
— Можно мне попробовать?
— Если хочешь, — пожал плечами я.
И тут мне следует поклясться. Торжественно. Прямо на Библии Мартинеса, что я ничего такого не имел в виду, когда чисто машинально отметил:
— Костюм лучше сними, если он вообще снимается. Промокнешь, сохнуть будешь долго. В модуле очень влажно.
Ева пожала плечами и потянула за какую-то ленту в рукаве… Пожалуй, мне следовало уточнить, что раздеваться нужно, находясь в душевой, за закрытой дверью.
Но.
Терять дар речи в последние дни стало хорошей традицией. Подобно отливной волне на закате, костюм скользнул к ногам моей марсианки, а она, поболтав стопой в воздухе, легко освободилась он него. Её обнажённая грудь, увенчанная розовыми ягодками сосков, восхитительно всколыхнулась от этого действия. А чашка Льюис, до сего момента находившаяся в моих руках, пикировала на пол, окатив меня струёй крутого кипятка, которую я НЕ ЗАМЕТИЛ, любуясь на мою бесстыдницу.
Тряхнув волосами, Ева шагнула в душевую, даже не подумав закрыть за собой дверь.
Я не мог двинуться с места и забыл, как дышать.
И за те пару минут, которые она провела под душем, я смог рассмотреть, что устроена она вполне по-земному. Разве что начисто лишена всякой растительности. И-де-аль-но.
— Что-то должно произойти, Марк? — послышалось раздражённо. — Мне не нравится.
— Я… э-э-э.
Ева повернула кран и выбралась из душевой.
Золотистые в дневном освещении ручейки воды стекали по волосам на плечи и, очертив линию грудей, стремились к бедрам, коленям. Я невольно представил свои руки на её плечах. И очнулся уже стоя рядом с ней.
Меж наших рук полотенце с моей фамилией. И у меня есть все основания полагать, что Еву сконструировало НАСА: в девчонку определённо была встроена сигнализация:
— Марк, полотенце я возьму, но, пожалуйста, отойди, тактильные контакты…
— Должны быть исключены, — закончил я раздраженно. — Спасибо, я запомнил. Ты раз по двадцать в день повторяешь это.
— Почему тогда ты так упрямо пытаешься до меня дотронуться?
— На Земле это практически принято. Это не зависит от меня. Это телесная память и нормальное желание.
— Желание чего?
— Я хотел бы… — ах, чёрт, гори оно всё огнём. — Я хотел бы поцеловать тебя, Ева.
На этот раз я даже и не удивился, когда она, наскоро нацепив костюм, исчезла в шлюзе модуля. И что-то мне подсказывало, что снова надолго… Я зарылся лицом во влажное ещё полотенце. Ева не пахла ничем…
СОЛ 122. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Я не буду дублировать сюда все злоключения последних трёх солов, отмечу лишь, что полная задница утра 119-го сола пропустила сквозь себя робкие лучи надежды. Нет, ситуация по-прежнему оставалась полным дерьмом, нет, просто ДЕРЬМОМ. Сквозь дыру в жилом модуле можно было запускать бегемота, моя замечательная плантация погибла, а я сам предавался праздным размышлениям на тему «не следует ли уже сдохнуть», находясь в марсоходе и любуясь словом: «ОК», любовно выложенным из камней для НАСА.
Жуткая апатия давила на плечи, и сила притяжения Марса ощущалась куда как сильнее земной, когда из-за своей дюны появилась Ева. Решительной походкой она подобралась к марсоходу и постучала в стекло. Мне было по-настоящему грустно и дерьмово, но я улыбнулся во всю ширину рта. Пришла.
Выбравшись из ровера, я первым делом предложил ей шлем Льюис, который Ева с готовностью натянула на голову.
— Как ты, Марк?
— Я рад тебя видеть. И мне не хочется говорить о плохом.
— Это хорошо, — заметила Ева, — потому что я была обижена и не знала, что у тебя проблемы. Но я сразу поняла: что-то не так, когда подходила к лагерю.
— Обижена?
— Да. Но не будем об этом, я уже не сержусь. Вижу, что есть проблемы, и я должна помочь.
…