В полупустой автобус сел я в тот день на остановке 43-й км Калужского шоссе. Начальной — конечной остановкой автобусов этих маршрутов в тот год был «круг» в Беляево — рядом с моим домом. Разбудила меня кондукторша уже на конечной, вяло удивившись, что я не пьян оказался, просто спал и всё! Забежал я в дом, бросил рюкзачок, хотел сразу бежать к тёще — тестя в ванной помыть, да киска не пустила — разоралась нестерпимо, словно неделю голодала! А ведь утром, уходя, положил я ей в миску рыбы, женой для неё отваренной, да ещё блюдечко каши манной навалил, наполнил крышку от мыльницы водой. Смотрю — всё съедено и воды ни капли не осталось. Ну, киска, маленькая, а прожорливая, паршивка! Открыл холодильник, достал рыбы, остатки каши, наложил киске — она и класть то мешала, рвалась мордочкой, бодалась, торопилась есть! Так увлеклась, что не заметила, как я ушёл, а обычно провожала… Хорошо — до тёщи близко. У нас корпус 1 А, а у них — 10, а номер дома один и тот же. Они на 9 этаже, два лифта, так что поднялся быстро, позвонил, завозились с цепочкой, замком… Тёща открывает, хмуроватая, но всё равно не умеет быть неприветливой.
«Здравствуй, ба Варя!» — это «бабушка Варвара» — сокращённо.
«День добрый, зятёк! Заходи, заждались уж!»
Тесть услышал из комнаты, с дивана кричит мне:
«Боря, привет, дорогой! Я знал, что всё таки придёшь! А то Варя говорит, что занят ты, не придёшь, давая, говорит, я тебя просто сырой тряпкой оботру…
Я прохожу в комнату, говорю тестю:
«Дед Петя, ну как же я мог не прийти? Вчера после работы устал, а уж сегодня — только в лес скатался на пару часов, прошёлся, искупался- и к тебе».
Зашла ба Варя, выслушала молча, о чём то размышляя… А я в это время суетился: сбегал включил воду, набрать в чисто вымытую уже ванну воды, просмотрел бельё чистое для постели и для самого тестя приготовленное, поставил табуреточку в ванную — деда усадить, когда принесу мыть его… Собственно, и не совсем тесть он мне, муж тёщи моей. Отец сына и дочки, моей жены, и пожил-то с ней пять лет всего до начала войны, да и погиб в первый же год… Варя одна детей растила-кормила. До воны кондукторшей трамвая работала, а муж водителем того же вагона был. А после его гибели пошла по ночам ещё и в типографии работать, да ещё и уборщицей устроилась, а по выходным обстирывала соседей по коммунальной квартире на Сретенке, из тридцати с лишним семей, заселенных по комнатушкам с общим сортиром, общей кухней и ванной… Снова замуж она решила выйти, встретив одинокого пожилого мужчину, отца сына, уже имевшего внучку. Вышла замуж уже тогда, когда сына женила, а дочь замуж за меня отдала, бабушкой по милости сына мужа стала… Так что новый муж отчимом у её детей не побывал, они уж отдельно жили. Дед Пётр женившись, озаботился жильём и сумел получить однокомнатную квартиру на Дмитровском шоссе. Зажили они вдвоём небогато, но в любви и хлебосольно. По выходным у них собирались се родственники, разговаривали за игрой в домино. На столе всегда была бутылка водочки, селёдочка, капустка квашенная, огурчики солёные и чёрный хлеб. Весело было и хорошо — ни споров, ни пересудов… Несколько лет спустя дед Пётр перенёс инсульт, и получилось так. Что ухаживать за ним и мне пришлось, в числе других, конечно. Подумали тогда старики об обмене поближе к кому-то из молодых. Подвернулся вариант обмена с родственниками их соседей, в такую же точно квартиру в томе, что в трёх минутах ходьбы от нас с Люсей. Дед Пётр сказал:
«Поедем, Варя, с Люсей и Борисом я жить согласен». Совершили мы родственный обмен, прописали стариков к себе, а сына отдельно, в обмененную квартиру, так что стал он в восемнадцать лет «ответственным квартиросъёмщиком, но поселили в ту квартиру стариков, сделали ремонт, обставили в точности, как было там, как привычно им было…
Ну, значит, убедился я, что всё готово, поднял сухопарого деда на руки, отнёс в ванну, раздел, усадил на лавочку, вымыл. Только с мужским своим не мелким хозяйством, он ревниво сам, одной рукой, управился, мне не позволил. Любил он мыться, как ребёнок. Как дитя фыркал, мычал, смеялся радостно, брызгался игриво… Вытер большим полотенцем, на руки взял, в комнату отнёс. Там ба Варя уже постель перестелила чистым, чистые трусы и майку положила. Положил я дела и пошёл на кухню покурить, а жена стала любимого Петюню одевать, устраивать, укрывать…