Евангелие для цыганского барона

Лавари – цыгане более низшего сословия, промышляющего на "ломке" денег. Их часто можно видеть в магазинах или вагонах пассажирского поезда, просящих разменять крупную купюру на мелкую. Когда цыган пересчитывает деньги доверчивых людей – мелкую купюру – он ловко прячет часть из нее, а остаток показывает недоумевающему пассажиру, который, извиняясь, добавляет то, что и составляет процент "дохода" лаваря.

Сэрвы – низшее сословие, пренебрегаемое плащунами из-за своего дешевого "ремесла" – спекуляции, мелкого жульничества, попрошайничанья...

В настоящее время у плащунов рискованным греховным промыслом занимаются их жены. В "работу" же мужчин входит задача войти в деловой сговор с работником милиции, дежурящим при магазине или ярмарке, аэропорту или другом "объекте". Такой работник называется "пастухом", в обязанности которого входит: следить на некотором расстоянии за цыганкой, чистящей карманы и сумки, и, если вдруг она "погорит"[20], на крики людей подойти и арестовать ее. Пострадавшему возвращаются деньги, да еще и с вознаграждением, а "арестованная", спустя некоторое время, снова добывает греховный "хлеб".

Чаще всего добытчицы работают на одну руку, объединившись группами. Но если одна из них, прельстившись особо ценной находкой, прячет ее у себя, не признавшись другим, не отдав в общий "котел", а позже это выясняется, то их "гастроли" часто заканчиваются поножовщиной – семья идет на семью и в итоге... несколько смертей. Но за любой смертью снова будет смерть – кровная месть семей, годами враждующими между собой.

Есть ли еще на свете другой такой народ, столь утопающий в грехах, как цыгане?

Глава 8

Прощаясь с отцом, Наида всплакнула.

— Даделэ, возвращайся поскорее...

— На ров! Джива вава, мэ выджава[21]...

После уезда цыган двор опустел. Настя, убиравшая остатки роскоши со столов, что-то бурчала себе под нос. Ипан, старший сын барона, поглаживал собаку, вилявшую хвостом от удовольствия и свесившую язык от жары, оскалив пасть с ...золотыми клыками (поставленными для форса). Возле него валялась гитара с тремя струнами и оторванным грифом – печать вчерашнего веселья. Магнитофон, как бы заменивший отслужившую гитару, на весь двор распевал какую-то индийскую песню, поддерживаемую Миркой, готовящейся стать матерью, а потому в который уже раз перебиравшей распашонки, ползунки, слюнявчики...