Евангелие Достоевского

Доктор сказал ему, что у него настоящая падучая и что в один из таких припадков он умрет, задохнувшись от горловой спазмы.

В 1858 году Достоевский получил полную амнистию, ему было возвращено дворянство и право печататься. В конце лета 1859 года он поселился в Твери, где ему очень не понравилось: «Теперь я заперт в Твери, – писал он, – и это хуже Семипалатинска. Хоть Семипалатинск в последнее время изменился совершенно… но Тверь в тысячу раз гаже. Сумрачно, холодно, каменные дома, никакого движения, никаких интересов, – даже библиотеки нет порядочной. Настоящая тюрьма! Намереваюсь как можно скорее выбраться отсюда».

Тверь. Скорбященская улица. Фотография нач. ХХ в.

Достоевский провел в Твери четыре месяца в ожидании разрешения на возвращение в столицу. За этим разрешением он обращался в разные инстанции, в том числе к самому императору, мотивируя свое желание вернуться в Петербург необходимостью лечения от эпилепсии.

Эпилепсия

Когда с Достоевским начали случаться припадки болезни? Вспоминает Софья Ковалевская: «Мы с сестрой знали, что Федор Михайлович страдает падучей, но эта болезнь была окружена в наших глазах таким магическим ужасом, что мы никогда не решились бы и отдаленным намеком коснуться этого вопроса. К нашему удивлению, он сам об этом заговорил и стал нам рассказывать, при каких обстоятельствах произошел с ним первый припадок… Вот что рассказывал нам Достоевский. Он говорил, что болезнь эта началась у него, когда он был уже не на каторге, а на поселении. Он ужасно томился тогда одиночеством и целыми месяцами не видел живой души, с которой мог бы перекинуться разумным словом. Вдруг, совсем неожиданно, приехал к нему один его старый товарищ… Это было именно в ночь перед светлым Христовым Воскресеньем. Но на радостях свидания они и забыли, какая это ночь, и просидели ее всю напролет дома, разговаривая, не замечая ни времени, ни усталости и пьянея от собственных слов. Говорили они о том, что обоим всего было дороже, – о литературе, об искусстве и философии; коснулись, наконец, религии. Товарищ был атеист, Достоевский – верующий; оба горячо убежденные, каждый в своем. – Есть Бог, есть! – закричал, наконец, Достоевский вне себя от возбуждения. В эту самую минуту ударили колокола соседней церкви к светлой Христовой заутрене. Воздух весь загудел и заколыхался. – И я почувствовал, – рассказывал Федор Михайлович, – что небо сошло на землю и поглотило меня. Я реально постиг Бога и проникнулся Им. Да, есть Бог! – закричал я, – и больше ничего не помню».

Император Александр II

Между тем в письме к императору Александру II от октября 1859 года Достоевский говорит: «В 1858 году Ваше Императорское Величество изволили даровать мне право на потомственное дворянское достоинство. В том же году я подал в отставку, вследствие падучей болезни, открывшейся во мне еще в первый год каторжной работы моей, и теперь, по получении отставки, переехал на жительство в город Тверь. Болезнь моя усиливается более и более. От каждого припадка я видимо теряю память, воображение, душевные и телесные силы. Исход моей болезни – расслабление, смерть или сумасшествие… А между тем врачи обнадеживают меня излечением, основываясь на том, что болезнь моя приобретенная, а не наследственная. Но медицинскую помощь, серьезную и решительную, я могу получить только в Петербурге, где есть медики, специально занимающиеся изучением нервных болезней».

Таким образом, мы имеем письменное свидетельство самого Достоевского о том, что эпилепсия началась у него в первый год пребывания на каторге. Это подтверждается и медицинским свидетельством от 1859 года: «В 1850 году в первый раз подвергся припадку падучей болезни (Epilepsia), которая обнаруживалась: вскрикиванием, потерею сознания, судорогами конечностей и лица, пеною перед ртом, хрипучим дыханием, с малым, скорым сокращенным пульсом. Припадок продолжался 15 минут. Затем следовала общая слабость и возврат сознания. В 1853 году этот припадок повторился и с тех пор является в конце каждого месяца».

Те моменты духовного просветления, которые Достоевский испытывал перед припадками эпилепсии, были для него особым опытом, которым он делился и с собеседниками, и с читателями романов. Софье Ковалевской он говорил: «Вы все, здоровые люди, и не подозреваете, что такое счастье, то счастье, которое испытываем мы, эпилептики, за секунду перед припадком. Магомет уверяет в своем Коране, что видел рай и был в нем… Он действительно был в раю в припадке падучей, которою страдал, как и я. Не знаю, длится ли это блаженство секунды, или часы, или месяцы, но, верьте слову, все радости, которые может дать жизнь, не взял бы я за него!»

С. Ковалевская