Евангелие Достоевского

Ф. М. Достоевский и Новый Завет – это удивительная история взаимоотношения личности и книги, яркая страница книжной культуры России XIX века. На протяжении всей жизни, в тяжелые и счастливые времена, до последнего своего часа Федор Михайлович не расставался с изданным в 1823 году Российским Библейским обществом «Господа нашего Иисуса Христа Новым Заветом»… Книга и человек, сохраняя друг друга, разделяли выпавшие на их долю испытания… Непрерывный внутренний диалог, постижение мудрости и открывающегося величия Нового Завета вызвали у Ф. М. Достоевского потребность вновь и вновь перечитывать книгу… В процессе оптико-электронной реконструкции авторских маргиналий выявлены и исследованы сделанные в тексте Евангелия Ф. М. Достоевским, при разных жизненных обстоятельствах, следующие пометы: загибы листов, пометы карандашом, отчеркивание сухим пером, пометы чернилами, пометы на листах ногтем – символы, открывающие нам тайны духовно-нравственной основы миропонимания и человековидения писателя – пророка новейшего времени… В общей сложности установлены 1426 помет рукой Достоевского на 527 из 620 страниц. Наибольшее количество помет – 719, представляют загибы. На некоторых листах насчитывается до 4 загибов. Удалось также определить, что в процессе осмысления евангельского текста Достоевский наиболее важные для него фрагменты 364 раза отметил ногтем. С достаточной долей основания можно предположить, что и загибы, и пометы ногтем Достоевский сделал в самый мучительный период пребывания на каторге, когда ему запрещалось писать.

В. Ф. Молчанов.

Оптико-электронная реконструкция авторских маргиналий Ф. М. Достоевского

Что помогло Достоевскому перенести страдания, боль, унижения? Что привело к вере и покаянию? Что стало источником надежды? Не в последнюю очередь, то самое Евангелие, которое он получил от Натальи Фонвизиной. Четыре года оно лежало у него под подушкой и было его единственным чтением. Вдоль и поперек изучил он эту книгу, сделал в ней около полутора тысяч помет, наизусть запомнил многие слова Христа. И тот Его сияющий образ, который померк было под влиянием Белинского, вновь засиял в душе писателя, чтобы уже никогда не угаснуть.

Именно об этом говорит Достоевский в письме Фонвизиной, написанном по окончании каторги. Об этом же он скажет впоследствии Владимиру Соловьеву: «Когда я очутился в крепости, я думал, что тут мне и конец, думал, что трех дней не выдержу, и – вдруг совсем успокоился… О! это большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! Говорят: ужас, озлобление, о законности какого-то озлобления говорят! ужаснейший вздор! Я только там и жил здоровой, счастливой жизнью, я там себя понял, голубчик… Христа понял… русского человека понял…» И в «Дневнике писателя» Достоевский напишет: «Не говорите же мне, что я не знаю народа! Я его знаю: от него я принял вновь в мою душу Христа, Которого узнал в родительском доме еще ребенком и Которого утратил было, когда преобразился в свою очередь в “европейского либерала”».

Омский острог. Фотография XIX в.

Кордегардия, куда был помещен Достоевский и где им были написаны «Записки из Мертвого Дома»