Евангелие Достоевского

Воскрешение дочери Иаира. Старинная литография

В споре между Христом и дьяволом Великий инквизитор стоит на стороне дьявола. Он считает, что Христос ошибся, отвергнув три искушения, и что в долгосрочной исторической перспективе христианство потерпит поражение. Ты не захотел превратить камни в хлебы, чтобы не отнять у людей свободу, – говорит он Христу, – «ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами?» Но «пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. “Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!” – вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится храм Твой. На месте храма Твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня».

Достоевский не любил католичество, критиковал Римскую Церковь за то, что она увлеклась земным могуществом, забыв о Царстве Небесном. Европейский социализм он считал порождением католичества. В «Дневнике писателя» за 1877 год читаем: «Римское католичество, продавшее давно уже Христа за земное владение, заставившее отвернуться от себя человечество и бывшее таким образом главнейшей причиной матерьялизма и атеизма Европы, это католичество естественно породило в Европе и социализм. Ибо социализм имеет задачей разрешение судеб человечества уже не по Христу, а вне Бога и вне Христа, и должен был зародиться в Европе естественно, взамен упадшего христианского в ней начала, по мере извращения и утраты его в самой Церкви Католической. Утраченный образ Христа сохранился во всем свете чистоты своей в Православии».

Эти же мысли Достоевский развивает в «Братьях Карамазовых», вкладывая в уста ученого иеромонаха Паисия слова о том, что «по иным теориям, слишком выяснившимся в наш девятнадцатый век, Церковь должна перерождаться в государство, так как бы из низшего в высший вид, чтобы затем в нем исчезнуть, уступив науке, духу времени и цивилизации. Если же не хочет того и сопротивляется, то отводится ей в государстве за то как бы некоторый лишь угол, да и то под надзором, – и это повсеместно в наше время в современных европейских землях. По русскому же пониманию и упованию надо, чтобы не Церковь перерождалась в государство, как из низшего в высший тип, а напротив государство должно кончить тем, чтобы сподобиться стать единственно лишь Церковью и ничем иным более».

Мысли отца Паисия в данном случае отражают представление самого Достоевского об особой миссии России и Русской Церкви, которое сложилось у него не без влияния Владимира Соловьева. Если Римская Церковь, по представлению Достоевского, восприняла на себя функции государства и тем самым подготовила путь к торжеству науки, рационализма и атеизма, то в России возможно постепенное поглощение государства Церковью и установление такого порядка, при котором в центре человеческого бытия будет Христос и Его духовно-нравственное учение.

А. С. Хомяков. Фотография Бергнера. 1864–1869 гг.

В своем отношении к католичеству Достоевский был близок к славянофилам, в частности А. С. Хомякову. Однако острие критики Достоевского в «Великом инквизиторе» направлено не на католичество, а на атеистический социализм, основанный на представлении о возможности построения человеческого счастья без Бога, без духовно-нравственных ценностей, на основе одного только «хлеба» – материального благополучия и довольства, купленного ценой потери свободы. И под Вавилонской башней здесь понимается социалистический общественный строй, который декларирует материальное благополучие в качестве основной ценности и отвергает Бога как Источник высшей нравственности.

Человек не создан для свободы, считает инквизитор, «нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается». Дай человеку материальное благосостояние, накорми его, «и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба».