Евангелие лжецов (ЛП)

Плащ Бар-Аво обтекает его свободными скользящими складками. Под плащом находится кинжал. Толпа прибывает и расходится. Пахнет свежим жареным мясом от лавок. Люди шумят громкими криками от продавцов лавок, наблюдающих за вороватыми руками детей, и требуя от проходящих ответов, куда им еще идти и попробуйте хлеб с укропом, сыр, вино, чеснок, масло? Он дожидается, когда толпа выталкивает его к пекарю.

Они выучили очень хорошо урок Пилата. Пилат понимал методы террора. Пилат больше не префект, но его методы все так же эффективны.

Кинжал Бар-Аво выскальзывает наружу очень гладко. Никто не видит его в складках плаща. Он примеряется к ребрам пекаря и уверенной рукой засылает лезвие туда, за сердце, полоснув горизонтально, рассекая сердце напополам. Пекарь успевает произнести лишь «эм». Только и всего. Это была легкая смерть, поскольку людям уже не достаются легкие смерти. Его тело сползает по стене, но толпа теснотой не дает ему упасть. Никто ничего не заметил. Бар-Аво отодвигается от тела. Подальше. Нельзя бежать. Он выучил это ранее.

Он уже находится у мясной лавки и спорит с продавцом о цене на куриные сердца, когда обнаруживают мертвого пекаря. Женщина. Она кричит у тела, сползшего по стене и с расплывшимся красным цветком на спине.

Люди все еще помнят бойню на площади. Они знают, чьи люди прятали свои кинжалы под одеждой. Бар-Аво говорит себе, что это не я, кто начал так делать, а Рим научил меня, как принести страх в город. Толпа начинает разворачиваться к телу пекаря, пытясь разобраться, что за суматоха. Сейчас. Именно сейчас.

«Римляне!» кричит Бар-Аво. «Римские шпионы! Они — тут с их длинными кинжалами!»

«Да!» кричит еще кто-то, потому что люди всегда желают разнести плохие вести и добавляют к ним своей лжи. «Я видел их в толпе! Я видел солдатский нож под плащом! Они тут! Они хотят нас всех убить!»

Начинается столпотворение. Лавки переворачиваются, горячий жир разлетается и шипит на мокром камне, и земля вокруг становится скользкой, кучи свежего хлеба валятся в грязь, собаки лают и хватают упавшие куски мяса, яблоки раскатываются повсюду, кричат женщины, а мужчины хватают все, что попадает под руку. Люди падают, а другие люди идут по ним, детей вдавливают в стены, и многочисленные ноги бегут по маленьким пальцам. Бар-Аво замечает кричащего ребенка под раскачивающейся во все стороны сковородой с горячим маслом для жарки лепешек, и он хватает его, поднимает над своей головой, чтобы убрать его подальше от толпы, разум которой стал одним целым.

Вот, чему он научился в своей жизни. Как думает толпа. Как изменить мысли толпы. Как не думать мыслями толпы.

Он держит ребенка над толпой, улыбается, как улыбался бы одному из своих детей, и дает ему булочку, подхваченную с одной из лавок. Дитя радостно жует, а когда суматоха проходит, мать находит своего ребенка и забирает его, благодарно улыбаясь.

Рынок к этому времени успокаивается и почти опустевает, лишь несколько горько плачущих лавочников считают свои потери. Пусть люди помнят, думает он. Пусть помнят, что они несвободны. И что случилось сегодня. Только потому, что римляне этого не сделали, римляне все равно смогли бы сделать то же самое. Они должны никогда не забывать, что эти люди все еще здесь — на их родине. Нужно сделать все возможное, лишь бы избавиться от них.

Пилат научил их этому. Плащ и кинжал. Бар-Аво и его люди не часто делают так. Лишь иногда, когда становится слишком спокойно, когда начинает казаться, что все, похоже, забыли. Людям надо напоминать все время. Большинство просто заснет, если позволишь им это.

К ним приходят все больше и больше людей. Не только бойцов, но и проповедники, рыбаки, лекари, моряки, шпионы из дальних земель. Его люди прочесывают улицы в поисках тех, кто сочувствует их делу. Сейчас им более всего нужны лекари и святоши, поскольку люди послушают их, если не послушают людей с оружием. Если кто-то может исцелять, то для них — это знак того, что с ними Бог. Они хотят и Бога на своей стороне.

Однажды, они приводят к себе человека, поклонявшегося тому мертвому проповеднику Иехошуа, как приводят они многих других, кого найдут проповедующим на рынке или объясняющим свое поклонение в тихом месте на краю города. Культ Иехошуа — скорее, культ для посвященных, хотя и не самый странный, и этот человек, похоже, выглядит благодарным за их внимание к нему.

Его зовут Гидон из Яффо, и он почти такого же возраста с Бар-Аво: стройный, тихий голос, но пылкий, рассказывает о делах Иехошуа в его последние дни.

«Ты видел это?» спрашивает Бар-Аво.

«Я видел это моим сердцем», отвечает Гидон из Яффо.

«Это не то же самое. Кто-нибудь, за кого ты можешь поручиться жизнью, видел это своими глазами?»

«Я поручусь всей моей жизнью за то, что они видели, как восстал из могилы Господь».