Евангелие лжецов (ЛП)

И тогда Иехошуа, наконец, поднимает свой взгляд. Он выглядит потрясенным, напуганным и одиноким. Он понимает, что не смог выиграть спор на известность, что каким-то образом не смог завести достаточно много друзей или достаточно преданных ему друзей, чтобы они смогли сразиться за него в этом бессмысленном сражении.

Бар-Аво слышал поговорку раввинов, что один верный друг стоит целой армии поклонников, что глупцы любят обращаться ко многим людям, а мудрецы советуются лишь с теми, кому доверяют. Они неправы — раввины — в этом случае. В мирное время человек наслаждается выбором небольшого количества своих друзей. Во времена войны необходимо набираться любовью людей, как запасаются зерном, маслом и водой перед неблагоприятными временами. Друзья Бар-Аво — это его сокровищница. Они спасли его жизнь.

Пилат не обязан его отпустить, даже сейчас. Нет закона, по которому он должен слушаться людскому желанию, и нет никакого устава и указа из Рима, чтобы спрашивать их желания. Но Пилат слишком осторожен, чтобы воспротивиться толпе. Он, как в игре тали, бросил кости, надеясь на Венеру, а получил Стервятников.

Они, наконец-то, прорезают веревки Бар-Аво. Кожа на запястьях воспалилась, а руки онемели. На правой руке появился порез от ножа — они не осторожничали, разрезая, или, может, порезали его нарочно. Солдаты протолкали его за плечи к краю платформы и то ли сталкивают его вниз, то ли спускают. Он смотрит назад. Голова Иехошуа все так же поникнута. Они встречаются взглядами, когда Бар-Аво касается земли, и его друзья окружают его, обнимают и начинают хлопать и бить его по плечам.

Бар-Аво говорит: «Мне очень жаль», и хоть его слова заглушаются шумом толпы, ему кажется, что, скорее всего, Иехошуа распознал его слова с губ и понял — из-за движения его головой. Как будто кивнул головой, как будто слегка улыбнулся, как будто всхлипнул вздохом плечей.

Его трогает этот неопределенный жест. Друзья тащат его, а он размышляет о том, должны ли они затеять освобождение Иехошуа, как стали бы делать так ради своих вожаков. Но подобные затеи слишком рискованы — они даже для него ничего не готовили. Они, скорее всего, потеряют двадцать человек ради спасения одного. Странно, на самом деле, что такая мысль пришла к нему, поскольку этот человек для него — никто. За исключением, конечно, того, что этот человек умрет за него, и чья смерть купила ему жизнь.

Он жил всю свою жизнь как раз наоборот тому, как жил свою жизнь Иехошуа, и вот почему он, Бар-Аво, жив, а Иехошуа умрет.

На мраморной площади, когда триумфально покидает он ее, остаются несколько плачущих мужчин и женщин. Он поворачивает свою голову опять, чтобы увидеть как уводят Иехошуа через железные ворота в подземелье, откуда его отвезут на место казни. Ворота быстро закрываются за ним, и Бараббас больше не видит лица.

Позже он сидит внизу у места, где казнят осужденных. Он сейчас — самый свободный бандит и убийца во всей Иудее, потому что сам Префект освободил его перед лицом многочисленной толпы, и он может идти туда, куда хочет и делать то, что нравится.

К тому же двое из казненных в этот день сражались с его людьми, воровали зерна и оружие у римлян. Он платит стражникам, чтобы те надрезали им запястья, когда вбивают гвоздья, и конец наступит быстрее, и он ждет, пока они не оседают смертью. Он забирает их тела для погребения до прихода вечера, как должно быть. Он уже сказал своим верным подчиненным принести кошельки с серебром семьям казненных. Так заводят друзей и остаются друзьями.

Он мог бы попросить стражу сделать то же самое с Иехошуа, чтобы облегчить ему уход из жизни, но там стоят какие-то люди из его семьи и его друзья. Один из них, который плакал на площади, плюется и кричит, когда он проходит мимо: «Убийца! Ты должен быть на этом кресте, а не мой учитель!»

И он решает, что больше не должен думать об облегчении смерти.

Это не самый худший, во всяком случае, способ умервщления, придуманный в Риме. Есть такой особенный способ, который начинается с того, что вешают человека вверх ногами за щиколотки между двух деревьев, а потом медленно, в течение многих часов или дней, распиливают его напополам от паха до горла. Поразительно, как долго может жить человек в такой позиции вверх ногами, когда умирают гораздо быстрее, стоя на ногах. Наоборот, распятие милосердно. Он слышал еще об одном способе в Персии, когда личинки одного вида жуков засовывают под кожу, и человека кормят молоком и медом, чтобы оставался живым, пока личинки проедают ходы в его жилах и гнездятся у него в животе, и иногда выползают через глаза, уши и нос, пока тот все еще жив. Жить, чтобы исходить криком. Смерть — неизбежная вещь в списке жизни, и в то же время постоянно вызывает интерес для человеческой изобретательности. Странным образом он поражен, если не восхищен этим. У него никогда не было склонности к изобретению подобных способов.