Евангелие от Ивана

— Аэроплан Леонидович, уж я бы на вашем месте не выгораживала Лжеивана. Это он, двойник Ивана Где-то, измывался над вами в издательстве многие годы. Иван Где-то был лапушкой, неспособен был муху обидеть. Уж я-то его знаю. Между прочим он мне как-то жаловался на то, что кто-то его постоянно сталкивал с вами, Аэроплан Леонидович.

Варварек была крупной мастерицей интриги: в считанные секунды поставила на место собеседников, более того, предприняла попытку примирить Ивана Где-то и Около-Бричко, настроить рядового генералиссимуса пера против Лжеивана. Однако мастерство это относилось к области женской логики, и поэтому Аэроплан Леонидович, вспомнив свои многолетние издательские мытарства, не спешил испытывать к Ивану Где-то добрые чувства, напротив, они возникали к Лжеивану. Враг твоего врага — твой друг, и он все-таки защитник Белого дома, значит, свой человек.

— А что такого противозаконного совершил этот Лжеиван? — спросил Гриша также почти официально.

— Григорий Палыч! — воскликнула Варварек с удивлением и, столкнувшись с вопиющим фактом мужского пофигизма или недостаточной профессиональной осведомленности, от досады даже шлепнула ладонью по своему пышному бедру. — Я думала, что вы все знаете. Тогда извините меня, мальчики, пожалуйста, что я к вам с незаслуженными упреками, — она наградила собеседников милой улыбкой и ласковым, многообещающим взглядом. — Во-первых, он наверняка убийца моего мужа. Великий поэт, подумать только! — умер от удушья. Лжеиван пробрался в палату и задушил подушкой моего Ванечку, — и крупная слеза ярко сверкнула в ее прекрасных глазах. — У меня на руках есть заключение патологоанатома, где черным по белому написано, что настоящий Иван Где-то умер от асфиксии, но не вызванной сердечной недостаточностью. Астмой он не страдал. Во-вторых, мошенник и убийца похитил тело покойного Ивана Где-то и куда-то его дел, а себя стал выдавать за него, якобы выбравшегося из могилы. В-третьих, это подлая ложь — не мог Ванечка воскреснуть, поскольку я попросила патологоанатома заспиртовать его сердце и отдать мне. В-четвертых, Лжеиван получает незаконно гонорары Ивана Где-то…

— Угрозыску достаточно, — остановил ее словесное фонтанирование Гриша. — Прошу заявление с копиями имеющихся документов на стол. Мне лично.

Аэроплан Леонидович хотел было предостеречь приятеля от скоропалительных выводов. Разве это довод, простите, что Иван Где-то не мог воскреснуть, поскольку его сердце заспиртовали? Он и раньше, если взять отношение редактора и литконсультанта к нему, его творчеству, не отличался сердечностью. Да и вообще кто сейчас с сердцем… Это атавизм, как честь, совесть, достоинство. Кто из преуспевающих ныне, ставших твердо на грабьлевский путь, может, не кривя душой, заявить, что у него имеется сердце? Нет у них сердца, одни лишь сердечно-сосудистые заболевания. К тому же, какие гарантии того, что Варварьку не подсунули орган какого-нибудь бомжа? Да и смерть от удушья — типичная концовка творческого пути в этой стране. При чем тут какой-то Лжеиван? У него это бизнес, так почему же угрозыск должен мешать ему?

Однако высказать все эти соображения он не успел — к ним приблизился Чумейко-Чумайс.

— Кого мы видим? Какие люди! Такие люди — и без охраны? — это была модная среди лимитградского бомонда речовка-приветствие.

— Как это без охраны? — спросила с благосклонной улыбкой Варварек. — Начальник ЛГУРа — это вам не охрана? А федеральный министр со своими братками — тоже вам не охрана? Ах, этот невозможный Анатолий Чукогекович, — и она протянула ему руку для поцелуя.

— А вы знаете, друзья мои, что мы вдвоем с Варварой Степановной являемся авторами метода торговли «ордер на квитанцию», который потом успешно выродился в карточки покупателя? — ударился вдруг Аэроплан Леонидович в воспоминания. — Тогда Варвару Степановну крупно повысили в должности.

— Вот как!? — воскликнул, потирая руки Чумейко-Чумайс. — Нам оригинально думающие люди нужны. Если родится еще какая-нибудь заковыристая мысль в вашей прекрасной головке, непременно поддержим.

— А хотите сходу потрясающее предложение? — загорелась она.

Гриша и Аэроплан Леонидович готовы были разорвать Чумейко-Чумайса за безответственное обещание — придется по его милости слушать какие-то дамские прожекты вместо того, чтобы выпить со знакомыми, особенно влиятельными и потому нужными.

— Мы все — сплошное внимание, — заявил Чумейко-Чумайс, явно издеваясь над ними.

Варварек поначалу понесла ахинею: о том, что каждый перепродавец добавляет стоимость к товару, и эта стоимость, бывает, в несколько раз превышает себестоимость или отпускную цену производителя. Все втроем стали подыскивать повод, как расстаться с Варварьком, однако она вдруг поставила условие Чумейко-Чумайсу:

— Анатолий Чукогекович, обещаете мои предприятия освободить от того, что я сейчас предложу?

— Обещаю, — Чумейко-Чумайс всегда был готов на все и добавил: — Честное капиталистическое…

— Надо ввести налог на эту добавленную стоимость!

— А кто определит, сколько и кто добавил? — спросил Аэроплан Леонидович.