Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

И обиду ее я понимаю — жизнь у нас, прежде тихая, медленная, вдруг стала какой-то слишком бурной, а нашими мыслями и ощущениями не интересовался уже никто.

Раньше мы хоть решали что-то, а теперь как-то все делалось помимо нас. Вскоре опять появилась Джуди с какой-то важной дамой из Москвы. Я оказалась в кабинете Изергиной как переводчица Джуди. Московская дама сообщила нам, что «сама Раиса Максимовна Горбачева» дала добро на усыновление американскими семьями русских сирот, с условием оказания им медицинской помощи, которой им в России не могут оказать. Замечательно! Но... оказывается, уже у них и список был готов. Да, Джуди всего день здесь в прошлый раз провела: вот что значит американская деловитость! Мы с Изергиной даже как-то растерялись. В списке я с удивлением увидела Лешу Зуева, сына Капы... какой же он сирота? На мой вопрос важная дама ответила с надменной улыбкой, что это всего лишь предварительный список, — конечно, он будет согласовываться со всеми заинтересованными лицами, а также с законом.

— Но насколько я знаю, закона об иностранном усыновлении у нас вообще нет... пока, — жестко произнесла Изергина.

— Да... но наш детский фонд имени Ленина, — несколько засуетилась важная дама, поняв, что имеет дело с равной, — работает непосредственно с Раисой Максимовной... и я думаю, нам удастся конструктивно решать проблемы...

И тут подала голос я.

— Насколько я знаю, Алексей Зуев, — я ткнула пальцем в список, — не сирота. Я знакома с его родителями.

С Капой и с Толиком... И еще как знакома. Навсегда в меня въелось житье у них, самые тяжелые мои месяцы. И только они мне тогда помогали.

Потом я перевела свой вопрос Джуди. Та вопросительно глянула на даму. Та стала лихорадочно шерстить бумаги в папке, вытащила листок.

— Но... как я вижу, тут... он срочно нуждается в операции.

Его случай, насколько я знаю, оперируется и у нас, если, конечно, не все еще развалилось.

— Кроме того, ведется дело о лишении родительских прав! — уже опять гордо произнесла дама.

— Так не будем решать заранее, — жестко проговорила Изергина. — И я настоятельно просила бы вас не решать судьбу наших воспитанников без нашего участия.

На этом раскланялись.

Потом вдруг нагрянула высокая комиссия — возглавлял ее сам Гришко, знаменитый хирург, в полковничьей форме. Уже больше года, как он уехал в Ленинград, стал там светилом. Впрочем, таким он был и у нас. Столь яркую личность знали все, даже те, кто пока не сталкивался с медициной. Вел он себя абсолютно спесиво, при этом задавал такие вопросы, словно никогда не бывал в этом городке, а ведь он тут прожил у нас свою «ссылку»... и многим, кстати, спас жизнь.

— ...Так что мог бы держаться и подушевней, — этой мыслью я поделилась с Изергиной.

— А вот ты стань величиной такого ранга, — усмехнулась она, — тогда и решай, так себя вести или этак!

Снова мы нервничали. Опять эти Карабасы-Барабасы приехали за нашими детьми.

Гришко рассказал (верней, пробурчал) на пресс-конференции (впервые журналисты посетили нас), что вскоре ожидается приезд американских хирургов-кардиологов, они проведут здесь уникальные операции на сердце, в том числе и на детях, которых иначе тут не спасти... в рамках международной акции «Путь к сердцу».

Я вдруг почувствовала, что Гришко так брюзглив вовсе не потому, что высокомерен, а потому, что расстроен, что операции эти делаем не мы.

— Я бы не сказал, — подтверждая мои мысли, буркнул он, — что у нас нет хирургов того же класса... но некоторые технические... и финансовые моменты делают их безусловными лидерами... в некоторых областях. Все! — Так он закончил и резко встал.

Потом пошел осмотр «намеченных».

Первой вкатили Ксюху. Сердце мое дрогнуло. Неужто можно — такую маленькую, слабенькую, больную — разрезать, отключить сердце, отрезать, пришить, а потом — оживить снова? Не выдержит этого она!

Но этим большим дядям важнее их собственные дела!

С собой они привезли диагностическую суперсовременную установку — и на экранчике появилось что-то напоминающее съемку атмосферы Земли из космоса, волнами проносились какие-то тучи и смерчи. Как я поняла, это билось Ксюхино сердце!

— Ну, как вы все видите, — Гришко протянул указку, — классическая Тетрада Фалло, комбинированный порок сердца...

Ксюха, словно поняв это у себя в кроватке, вся облепленная датчиками, стала громко икать. Бедная... такая маленькая и уже — такая знаменитость! Я сама шутила с собой и улыбалась Ксюхе: ведь от нашего настроения тоже что-то зависит!

Тут Гришко снизошел до уровня аудитории (не все были тут звездами), кивнул ассистенту, и тот развернул рулон и повесил схему сердца: синий правый желудочек, переплетенный с красным левым.