Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

Справа донесся протяжный скрип. Да, такие автобусы с торчащим вперед мотором в нашей стране удалось изжить в конце пятидесятых. А здесь они, оказывается, вовсю функционируют. Правда, не в «Шератонах», но в нашем отеле с пышным названием «Корона», всего с тремя звездочками, он вполне был уместен. Все уставились на него с некоторой надеждой — может, оттуда наконец выйдет солидная встречающая группа: ведь дело-то делаем какое!.. Но оттуда выскочил лишь все тот же расторопный хлопчик. Я даже начала сомневаться: Атеф ли нас сюда пригласил? Зачем ему, имея в личной собственности сеть шикарных «Шератонов», еще тратиться дополнительно на этот чахлый отельчик? А кто же еще? Тот загадочный «коридорный», который, видимо, со спокойной душой теперь продолжал поиск в нашем номере? Или кто?

Мы влезли в автобус. Такого запаха разогретой пыли я не чувствовала очень-очень давно, со времен босоногого деревенского детства, которого, кстати, и не было. Но запах горячей пыли с волнением вспоминается. Такое бывает. Чтоб далеко не ходить — только что в нашем номере. Загадочный уборщик, которого я с волнением вспоминала, хотя видеть раньше не могла. Я села рядом с Митей на потрескавшееся дерматиновое сиденье с торчащим клочком ваты, но тут же вскочила, потирая самые нежные места: сиденье было раскалено, видно, автобус ждал встречи с моей голой ногой, стоя на солнцепеке. Со второго раза я все же уселась на эту печь, и мы поехали.

Прохожие были редки и торопливы, стараясь перебежать солнцепек как можно быстрей. Женщины шли в длинных балахонах, с закрытыми чадрой лицами. Хотя и говорят, что фундаментализм наступает активно, в том числе и в некогда светском Каире, но спрятанность здешних женщин объясняется, как я поняла, не только законами шариата, но и элементарной опасностью воспламениться на этом солнце. Мы проехали мимо нескольких глухих блочных заборов (неужели все военные?) и выехали наконец на простор.

Мы плыли высоко над городом по широкому длинному мосту, который, как сообщил по-английски мальчонка (я перевела), был построен в честь их победы в войне с Израилем (было, оказывается, и такое).

Город внизу тянулся по берегам узкого Нила в обе стороны до горизонта и состоял в основном из новостроечных домов, довольно обычных, разве что с плоскими крышами для летней жизни... я вспомнила прошедшую знойную ночь и сладко потянулась. Неужто такое тут на каждой крыше? Вон их сколько, в каждую из сторон. Можно позавидовать. Древних руин старого Египта вокруг что-то не наблюдалось, это разочаровывало, навевало спокойную южную скуку. Но жителей можно понять: жить в руинах лишь для того, чтобы развеять нашу спокойную скуку, им не хочется. Юный гид, убивая тягучее время, повторил, что мост этот — самый большой во всей Африке (мы ведь в Африке! Но это не осознать), называется «Мост Шестого Октября» в честь дня решающей победы над израильскими агрессорами.

Шестое октября... Опять какое-то волнение. Что-то все мерещится и двоится — перегрелась, видно, надо успокоиться... Нет, не мерещится! Мост Шестого Октября — и сегодня как раз шестое октября! Я это уловила зачем-то, а остальные как-то не врубились: что здесь такого? И тут же я вспомнила уборщика: главное — не бояться непонятного, не шарахаться, а медленно, тщательно разбираться. И я не могла его помнить по жизни, состоящей в памяти из больших блоков: детство, школа, работа, долгая тягомотина с женатым мужиком, потом свое замужество... Нет, в этих главных блоках «коридорный» не ночевал, не играл, как говорится, большого значения. Запомнился из другого: я видела его всего один раз, но раз этот был действительно очень важный, нервный, решающий, перевернувший, можно сказать, Митину жизнь кверху тормашками, а значит, и мою. Нью-Йорк! Дженкинс — вот это кто! В тот раз Митю с его работами и его коллег принесли в жертву на алтарь разрядки... Но ведь это бывший Митин коллега, ничем таким Митя больше не занимается. Так зачем Дженкинс здесь? Со всем тем покончено, еще тогда! Какая такая еще может быть «метеорологическая война»? Что еще такие за психологические методы ведения войны, тем более с уклоном в бессознательное и даже невероятное? Геть! То ли дело простой и честный разрывной снаряд! Митю и всех наших публично высекли, а этот высокий поджарый Дженкинс и его тучный кореш, кажется Хукс, как видно, продолжают тянуть старую лямку, не прерываясь ни на минуту, — иначе с чего бы ему оказаться тут, да еще в нашем номере? Ведь не уборщик же он! Ведь при всем ужасе «звериного оскала капитализма» и царящей на Западе (хоть тут и Восток) безработице превращение специалиста такого класса, как Дженкинс, в каирского уборщика вряд ли возможно... Такое возможно только у нас!

Сердце сжалось. Да, неприятно. Вот тебе и приехали, в свадебное путешествие! И хоть «апостолы», окружающие сейчас Митю, все достаточно хороши, но хоть наши, в основном понятные. А тот — загадочный и чужой.