Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

Расстроившись, я нашла и пожала Митину руку. Он тоже сдавил мою руку в ответ, решив, видимо, что меня охватило желание. И кстати, был абсолютно прав: ощущения страха и желания у меня почему-то взаимосвязаны, часто вызывают одно другое, взаимно обостряются и усиливаются.

Надо бы срочно уединиться, нырнуть в это бешенство, где уже ничего не страшно... Хуксы... Дженкинсы... Налетай!

Мост этот, похоже, был самый длинный не только в Африке: рыдван наш все скрипел и скрипел, а мост и не думал кончаться, а город одинаковыми плоскими крышами разлетелся во все стороны, от горизонта до горизонта. Солнце — горячее не было никогда — слегка растеклось в белесой дымке (или в пыли).

Михалыч использовал простор по-своему, по-простому: торопливо насиловал свой телефончик, который, однако, на связь не выходил.

— Где этот сука Агапов? Я ему глаз на жопу натяну!

— Прекрати, папа! — пробасила Мальвинка.

Взаимное облагораживание.

Наконец мы съехали с этого моста, и постепенно пошел уже другой город — помпезный, пышный, так называемого «колониального» стиля.

Цыпа тут бешено оживился, стал что-то жарко нашептывать Сиротке, указывая то на один, то на другой шикарный дом, — видимо, то прежде были Дома офицеров, но не в том смысле, как у нас.

Сиротка сконфуженно хихикала, «морж» победно расправлял усы.

«Бойцы вспоминают минувшие дни». И ночи, ясное дело.

Толпа на улицах становилась все гуще, причем население, как я заметила, не делало особого различия между мостовой и тротуаром — море темных курчавых голов заполнило все.

Автобус двигался еле-еле, звучно сигналя, рывками останавливаясь при слишком тесных контактах с пешеходами, потом так же рывком двигаясь с места.

Наконец мы выбрались на круглую площадь среди высоких помпезных домов. Посередине был сквер, толстые, как бы сплетенные из колючих серых волокон стволы пальм. Фонтанчик крутился над высохшей травой, выписывая струйками восьмерки. Однажды я была уже в Египте с туристами примерно в это же время, но такой жары не помню. За красивой оградой был виден в зелени высокий желтый дворец — Музей истории Египта, куда мы и пытались пробиться в сплошной толпе посредством длинных гудков и коротких рывков. Впрочем, гудели сразу все машины вокруг, двигаясь черепашьим шагом. Но пешеходное население это волновало мало. Все шли вольготно — многие в длинных белых бурнусах, — не торопясь, переговариваясь, улыбаясь. Вот перед нашим автобусом прошла толпа школьников, одетых по-европейски — в джинсы, футболки. Некоторые из них радостно подпрыгивали, заглядывали в окно, их смуглые мордашки сияли дружелюбием и весельем. Однако ощущение какой-то необузданности, неуправляемости этой жизни за окном вызывало некоторую тревогу. Не так все лучезарно на этом континенте. Тут мы как раз увидели покореженный белый автобус с выбитыми стеклами, стоящий у ограды. Языки копоти, расходившиеся от пустых окон, казались лепестками огромных черных цветов. Да, тут особенно не расслабишься! Наш мальчонка не без гордости сообщил, что автобус этот оставлен как памятник туристам, погибшим тут от брошенной в автобус бомбы фундаменталистов, борющихся с иностранным нашествием на их земли. Вдохновляющее заявление!

Мы тормознули у входа — надо высаживаться, от греха. В музейном дворике я быстро, на ходу, показала нашим бюст знаменитого египтолога Мариета, а также два монумента: конический гранитный столб, изображающий папирус — символ Верхнего Египта, и два каменных зеленоватых цилиндра, изображающих лотос — символ Нижнего Египта... Или наоборот. Наш юный пионер, почему-то сияя, торопил нас к подъезду.

Мы вошли в холл. Наконец-то! Мраморная прохлада и свет, приглушенный, рассеянный, не слепящий.

В холле, к нашему удивлению, нас ждали: стояла целая группа вальяжных, я бы даже сказала, утонченных египтян в светлых костюмах и при галстуках. Рукопожатия, вспышки блицев. Лицо Михалыча помягчело. Ну наконец-то что-то. Он оглядел нас — мы приосанились. Однако оба «духовных лидера» — и Митя, и Гуня — предпочли стушеваться, поэтому Михалыч солидно вышел вперед и встал в полукруг встречающих — как бы стоячий президиум. Он кинул сокрушенный взгляд на свои пальмово-попугайские бермуды, потом — яростный — на меня: не могла подсказать, как следует одеться? Из этого я поняла, что в будущем правительстве, которое возглавит Михалыч, мне светит должность начальника протокольного отдела. Самый импозантный, с тонкими усиками, как я поняла, представитель музея, если не директор, поблагодарил знаменитых (?!) русских политиков за то, что они выкроили время и посетили Египет. Я подошла к Михалычу и стала бубнить ему в ухо перевод. Далее он поблагодарил за дар (?!), преподнесенный Россией, находящейся, как известно, в тяжелом экономическом положении, особо поблагодарив за «подарок» известный во всем мире Вариховский фонд (Варихов’с фаундейшн).