Полежав в ванне в ужасе и неподвижности, я попыталась сказать себе: спокойно! Ничего страшного. Это бывает. Случайный сбой! Перегрелась в ванне. Поехали сначала! Я выбегаю из стеклянных дверей отеля, по выложенной плиткой дорожке наискосок пробегаю коротко стриженную полянку, на ней с тихим сипением кружится фонтанчик, выписывая тонкими струйками восьмерки. В конце полянки плиты начинают спускаться, я прыгаю по ним, сверкая коленками, длинные мои кудри с тихим шуршанием прыгают на спине, я спокойна и счастлива. Я выбегаю на маленькую площадь, обсаженную толстыми обнаженными «бесстыдницами» с тонкой, облезающей розовой кожей, на которую словно накинута зелеными пятнами маскировочная сеть. С бега перехожу на шаг, счастливо и глубоко вздыхаю... делаю этот шаг... и исчезаю! Не просто пропадает изображение, нет — я чувствую, что лечу в какую-то вселенскую тьму, все теплое и солнечное, что только что было, исчезло навсегда, и я все быстрей, с какой-то уже космической скоростью падаю в пустоту, и я уже не человек! Я быстро подняла веки. Фу! Ванна на месте! Но, пожалуй, по этой каменной лестнице я больше не стану так легкомысленно сбегать! Но что же за этой площадью? Наверняка там море, пляж, ведь я наверняка была там сотни раз! Ведь я же приехала гладкая, загорелая, до сих пор — вытягиваю руки и ноги — красивый шафрановый загар. Но сейчас за той площадью нет ничего: ни пляжа, ни моря — сразу тьма. Куда там все вдруг делось? Не важно. Больше туда не пойду. Что-то случилось со мной — пока только с этой площадью... но намек какой-то страшный. Может быть, кто-то специально занимается мной? Не знаю.
Что-то похожее (по ужасу) я испытала и сейчас. Явно я видела этого улыбающегося сейчас человека в какой-то очень важный и волнующий момент, как-то, мне померещилось, связанный с Митей. Волнение за любимого человека всегда сильнее, чем волнение за себя. Но где это могло быть? Я хорошо помню не только свою жизнь, но и Митину жизнь со мной, и этого человека там не было. Откуда же он так знаком? Он смотрел, спокойно улыбаясь, словно подсказывая: «Ну... узнавай... узнавай!» — и в то же время в движениях его была некоторая настороженность, готовность в случае опасности — какой? — мгновенно превратиться в уборщика номера... если здесь у них номера убирают мужчины. Я стояла не шевелясь. Эта встреча, видимо, была каким-то знаком — но знаком чего? Он не мог ждать меня — или Митю — в номере: мы свободно могли бы сюда и не зайти. Похоже, что-то искал в одежде — готовясь при случае, если мы вот так встретимся, напомнить о нашем знакомстве. Но тут он, видимо, передумал: слишком долго, видать, я стояла, вылупившись на него. Он снова сделался уборщиком, переведя дружескую улыбку в холодно-казенную, зашел в ванную, вынес мокрые скомканные полотенца и внес новые. Дальше тут находиться было глупо: человек работал, и дальнейшее мое пребывание здесь смахивало лишь на сексуальное домогательство. Повернувшись к нему спиной, я покрасила губки, взяла с трельяжа очки и вышла. Сердце колотилось. Опять началась в моей жизни полоса, когда меня обступают страшно знакомые лица, которых я боюсь, но не могу вспомнить. Но в прошлые разы я как-то с этими призраками расправлялась — расправлюсь и сейчас. У меня даже мелькнула мысль: закрыть призрака на ключ и привести Митю. Но на фига нам призрак в свадебном путешествии? Вряд ли он сулит что-то хорошее. Что он мог искать в Митиной одежде, я догадывалась. Но почему он так знаком?
По возможности легкомысленно я сбежала по лестнице, не вызывая лифт, чтобы постепенно успокоиться, но все равно Митя сразу заметил тень на моем лице. Я улыбнулась, но, видимо, мучительно.
— Что с тобой? Съела чего-то не то? — взволновался Митя.
«Чего-то не то увидела», — хотела сказать я, но не сказала: все были здесь, цепочкой стояли в тени узкой полосатой маркизы — высунуть оттуда руку или ногу было все равно что в печь, а ведь было лишь полдевятого утра! Что же будет дальше? Жарко, жарко!.. Хорошо! Меньше мистики, больше жизни! Квикли, квикли!
— Так где этот сука Март? Что он там кроит? — Михалыч с отчаянием и тоской озирал абсолютно пустую, жаркую и неподвижную улицу.
Сказать, что Март как раз тут, через улицу, за этим вот железным забором? Но не стоит помогать собакам грызть друг друга. Пусть передохнут. Тем более, что Михалыч наконец переоделся — в расписанные пальмами бермуды чуть ниже колен, столь же содержательную футболку и в панамку.
Мальвиночка, презирая все, гордо и независимо парилась в джинсах.