До работы я долетаю минут за десять. Даже обидно, что так мало времени ушло на игру в догонялки, подрезания, перестроения «из-под бампера» и прочие издевательства над ПДД. Но у каждой медали есть обратная сторона; и в случае с машинами вроде XK R это, безусловно, быстрота достижения любого (будь то хоть Магадан) пункта назначения, мешающая растянуть удовольствие.
Я выключаю двигатель. Серебристый круглый тумблер, переключающий режимы коробки, бесшумно утопает в консоли между сиденьями. Несколько секунд я ищу ручник – пока не понимаю, что им является аккуратный округлый рычажок в той же консоли, по форме напоминающий открыватель для бутылок. Полу Хёрли не откажешь в креативности и фантазии, я должен это признать. При всех его недостатках.
И тут, когда я пытаюсь вылезти из этого чуда на свет божий, меня пронзает адская боль. Хватаюсь за крышу «Яги» и с полминуты стою не двигаясь, словно прилипший. Я сразу почувствовал, что в «Яге» мне с моими ста восьмьюдесятью девятью сантиметрами роста слегка тесновато, и задние детские сидения я бы на месте Хёрли и сотоварищей убрал к чертям – все равно это тачка для съема девок, а не для благообразных путешествий с семьей. Но не думал, что меня так заклинит. Увы, тут ничего не попишешь. Три грыжи позвоночника бесследно не проходят, хоть врачи и говорят, что со временем они перетираются, сползают вдоль позвоночного столба вниз и оседают в области копчика. Кроме того, работа автожурналиста подразумевает, что большую часть жизни тебе приходится сидеть – то за рулем, то за компьютером. За все это я плачу такими вот убийственными прострелами в пояснице, в которых самое гадкое – то, что они всегда неожиданны.
– Когда-нибудь твоя спина тебя убьет, – раздается сзади раздражающе веселый голос Эрика Пророкова, изможденного крепкими напитками субтильного человечка из эротического журнала «Гедонист», редакция которого заседает через пару комнат от нашей. Благодаря этому соседству я знаю слова типа Pal Zileri, на твердую четверку разбираюсь в женском нижнем белье и премиальном парфюме, а также владею набором чуждых автожурналисту клише вроде «Roberto Cavalli – на самом деле одежда для геев». С помощью таких фраз можно косить под продвинутого на тусовке хипстеров.
Пророков занимает в «Гедонисте» второразрядную редакторскую должность; он знаменит тем, что все время пьет, трахается с моделями и шутит. Главной шуткой его жизни было назвать сына Ильей. Впрочем, его родители также отличились остроумием, в конце двадцатого века назвав сына Эрастом.
– Тебе бы только прикалываться, Пороков. – Я с трудом разгибаюсь и теперь уже могу наконец захлопнуть отполированную дверь «Яги». Первую букву «р» в фамилии Эрика я пропустил, конечно же, умышленно. Даже если бы он был Кузнецовым, Петровым или каким-нибудь Мамардашвили, такая кличка была бы на сто процентов оправданной.
– Слышал, твой друг вернулся? – подмигивает Эраст, заговорщицки толкнув меня под локоть, что в его понимании должно нас временно сблизить. – Карлсон, ёптэ.
– Слышал.
– Может, предложим ему пару треков? У тебя есть блат, а у меня – талант.
Как и многие глянцевые редакторы, Эрик время от времени диджеит в средней руки клубах. Поскольку диджеем, если это не диджей Азимут, может стать кто угодно, дирекция таких кабаков отбирает их по принципу принадлежности к чему-нибудь модному. Одно дело – написать в анонсе, что у тебя крутит вертушку некто-с-ником-который-никто-все-равно-не-запомнит, и совсем другое, когда это делает редактор «Гедониста».
– Не выйдет, Эраст-педераст. Он не брал ничьих левых треков.