Данило производит весьма потешные манипуляции, пытаясь через горловину просунуть купюры под костюм ОЗК, чтобы положить их в карман рубашки. Положив, разворачивается и уходит вон. Две-три секунды – и покатая сколиозная спина исчезает во тьме. Еще секунд десять слышны всплески-шаги, но потом исчезают и они. Смешно. Парень на полном серьезе рассматривал возможность того, что я могу пойти обратно через эту клоаку без света – видимо, предположив, что среднестатистическому человеку ничего не стоит преодолеть семь километров в незнакомом замкнутом пространстве, не видя не зги и нашаривая Верный Путь руками по стенам.
Я цепляю на глаза очки для плавания (маски у него, конечно же, не оказалось), закусываю трубку и лягушкой распластываюсь по дну, чтобы найти лаз. Сверху, выше уровня воды, решетка водостока подозрений не вызывает; но под водой два из ее прутьев спилены до основания. Это сделали диггеры, причем еще до войны. Зачем именно, я так и не понял: тогда ведь не было нелегалов, тайком пытающихся пробраться в мусульманскую локалку через сточный коллектор (равно как не было и самих локалок, а на тех, кто предсказывал их скорое появление, смотрели как на городских сумасшедших). Но диггеры – народец замороченный (а вы попробуйте проводить столько времени под землей и таковыми не стать). Их души под стать тоннелю, в котором растворился сейчас Данило: еще большие потемки, чем души всех остальных.
Напротив, на другом берегу, всего через несколько десятков метров, – такой же водосток с такой же решеткой. Во всяком случае, так сказал Данило. Беда одна: с момента разделения города на локалки сей факт он не проверял.
Жидковато, чего уж там. Но других вариантов не было. А значит, будем надеяться, что муслимы за восемь лет самостийного жития по шариату не обнаружили диггерский сюрприз и не приварили отпиленные прутья на место.
Взрыв раздается, когда я нахожусь где-то посередине реки. Вода амортизирует звук, но мне и на дне чуть перепонки не вышибает. Матерь Божья, я не слышал такого с войны! И тут не надо быть специалистом, чтобы понять: это вовсе не та хлопушка, которыми вайнахские братки – главные после ваххабитов траблмейкеры Московской городской исламской атвономии – потчуют друг друга ежедневно, разруливая «дела» и мстя за надругательства над папахой троюродного дедушки. Это очень, очень серьезный взрыв. Никогда не разбирался в этом хитром физико-саперском пересчете на граммы в тротиловом эквиваленте, но на неискушенный взгляд не чуждого войне человека – небоскреб-другой таким залпом снести можно.
Спросите: при чем тут Азимович? Да бросьте. Он здесь – и этот фейерверк тоже грохает именно здесь. В отсутствие связи одного с другим я не верю.
Одно «но». О том, что Азимут кантуется именно у муслимов, знаю пока только я – разумеется, не считая самого Азимута и Равиля. Или уже не только я?
Странно и в то же время приятно: у меня начинает сосать под ложечкой. Когда-то, пока не началась война, я очень любил приключения; да и сама война ближе к концу, когда страх окончательно приелся и улетучился, стала казаться мне приключением: идешь и не знаешь, скольких человек подстрелишь или сколько раз подстрелят тебя… И вот сейчас я, услышав взрыв, тоже подспудно думаю о приключениях. Понимаете? А вовсе не о развешанных по стенам внутренностях тех, кто оказался рядом (а кто-то ведь наверняка оказался). Странно и непонятно ты, нутро человеческое, – философствую, влезая под все еще подпиленные – эврика! – прутья водостока на противоположном берегу и искренне надеясь, что взорвали не Азимовича.