Еще одна кучка спецназовцев с завидной оперативностью отгородила место происшествия от фотокамер журналистов. Смысла в этом нет – никто не собирался подставлять братушек из-за пули, обретенной адресатом вполне заслуженно. Поворачиваюсь к воякам спиной, нагоняю съемочную группу. Виктор Семеныч, кем бы он ни был в иерархии чинов ОНИ, оказывается довольно вертким парнем: прошло каких-то две-три минуты, а Насруллу уже приглушили.
– Работаем, парни, работаем! – командует оклемавшийся толстяк. – Через две минуты эфир. Саня, ты белый выстроил?
– Да, блин, вот сейчас съебывался от тех упырей и на бегу выстраивал, – ерничает длинноволосый оператор с оплывшим лицом убежденного мизантропа, похожим на морду осьминога Сквидворта из мультиков про Губку Боба.
– Выстраивай! – орет толстяк. – Связь, связь! Проверьте связь!
Ребята из группы в спешке выставляют аппаратуру, говорят со студией. Кацуранис снова кому-то звонит.
– Рустам! Алло, Рустам! Ну вы где? Ну что за хуйня, Рустам, у меня эфир через минуту! А, все, вижу, вижу! Извини, брат. На нервяках все.
Из переулка метрах в ста позади нас выруливает в усмерть тонированный «Круизер» и, надрывно рыча явно тюнингованным движком, раненым тигром несется к съемочной группе. Процесс создания телевизионного опиума для народа знаком мне досконально – это одно из тех знаний-обуз, которыми хотелось бы никогда не владеть, но профессия обязывает. И потому я ничуть не удивляюсь, когда из открытой двери со скрипом затормозившего «Круизера» на свет Божий вываливается Насрулла Зиязитдинов собственной персоной. Наоборот, я бы удивился, если бы его здесь не было.
– Здесь Сруль, – без эмоций констатирует кто-то из съемочной группы. – Привезли Сруля.
– Вижу, что привезли, – раздраженно отвечает другой. – А хули он в черном-то весь? Не могли прикинуть его во что-нибудь поярче? Как он смотреться будет на таком фоне?
– Как?..
– Как мудак. Как черная кошка в темной комнате.
– Идиот, – вклинивается в разговор Николай Кацуранис. – У него такая форма одежды. Он же муфтий.
– Тоже мне муфтий. Это обычный онистский защекан, а не муфтий, – ворчит человек, которого обозвали идиотом. Но дело свое делает. Настраивает камеру, устанавливает штатив. Видимо, ассистент оператора. Молодой и говорливый.
– Мы все здесь онистские защеканы, – честно одергивает его Кацуранис, чем неожиданно даже вызывает у меня нечто вроде симпатии. – Имеешь что-нибудь против – ищи другую работу. А пока не нашел – делай свое дело и не выебывайся… Насрулла Ибрагимович! Здравствуйте, Насрулла Ибрагимович! Вот сюда, пожалуйста, сюда. Минуты две-три, ОК?
Взяв муфтия под руку, толстун уводит его из кадра, в котором уже стоит, схватившись трясущейся рукой за наушник, молодой корреспондент с лицом настолько испуганным, что телезрителям можно лишь посочувствовать. Зачем брать пусть даже «молодого и амбициозного», но не нюхавшего пороху сотрудника на «Зарницу» вроде сегодняшней – ума не приложу. Самая правдоподобная версия звучит так: надо же им когда-то обстреливать неоперившуюся поросль юных фронтовых корреспондентов. Старая гвардия, обстрелянная еще в девяностых на Кавказе, потихоньку спивается и выходит в тираж.